— Иван Алексеевич, — Лилит вернулась и для большего эффекта совсем по-людски присела перед ним на корточки, обнажив из под халата металлические бедра, — у меня есть твои глаза, — тонким острием, выехавшим из мизинца она указала на его зеленоватый зрачок, — есть запись твоего голоса… И есть пароль от защищенного канала: «ревербация 20–16», «ве» — синими буквами, «ба» — зелеными, «а» латинская, «я» — большими красными.
От угрозы его жизни, от резко осознанной беззащитности, Лесина пробил холодный пот. Его позиции оказались вовсе не такими сильными, а его враг, наоборот, вышел много сильнее и осведомленнее, чем он мог себе представить.
— Если можешь все сделать сама, зачем тогда тебе я? — спросил Иван Алексеевич, теряя под ногами всякую почву.
— С тобой меньше риски.
— Да, меньше риски… — тихо повторил он. — Хорошо, считай, что на следующие три дня мы договорились. А там снова обсудим. Идет?
— Идет.
— Это снимешь? — он снова показал ей свои упакованные в полиэтилен пальцы.
— Да, — Лилит взяла его ладонь, выпустила из механического пальца острый скальпель и сделала несколько быстрых надрезов. — Сообщи в Кремль, что планируешь пробыть здесь еще неделю. Немного обнадежь их, — она надрезала полиэтилен на второй кисти. — Из лаборатории не выходи. Компьютеры и контрольные панели не трогай. Работающие приборы — тоже. Главное — следи за языком, когда будешь делать вызовы. Скажешь лишнего — сработает чокер.
— Жестко. Выходит, я теперь твой пленник?
— Пленник или сосед — тебе решать…
II
На следующий день Иван Алексеевич вызвал офис и сообщил, что смог на неделю напроситься к Калабину в гости и теперь будет вовсю «обрабатывать» его. Свое главное обещание перед Лилит Лесин сдержал, однако он совсем не собирался плясать под чужую дудку постоянно.
Главной задачей Иван Алексеевич поставил себе разобраться, кто же на самом деле стоит за личиной железной Лилит. С учетом сложившихся обстоятельств, более-менее реалистичными он видел только три варианта: профессор, китайская или американская диверсия и, наконец, искусственный интеллект.
Все три, по мнению Лесина, были ужасно плохи. Профессор не появлялся в своем «логове», носил такой же как у него ремешок и дни напролет вытаптывал местные луга. Иностранная диверсия, даже взявшая в оборот Калабина, не должна была плодить изобретения и отдавать патенты России. Искусственный интеллект, выгнавший профессора из его владений, больше подходил для сюжета киноромана или игры.
Как раз погруженный в эти мысли, Иван Алексеевич проходил мимо места, где еще вчера красовались биокамеры. Теперь они были плотно закрыты стальным барьером, трудно отличимым от стенки транспортного контейнера.
— Интересно, умерли? — шепотом спросил он себя. — Как я их вчера назвал? …Людишки? …И повернулся же язык!?
Решив, что наименее плохим все-таки является вариант с профессором, он разыскал Лилит, чтобы попытать правды у нее.
— Послушай, Лилит, — он нашел ее неподвижно стоящей около блока управления синхротроном. — Ты меня слышишь?
Лилит повернулась к нему маской.
— Ты, так получается, искусственный интеллект?
— Ты только сейчас это понял? — ответило ее безупречное сопрано.
Хотя Лилит была крайне неприятна Ивану Алексеевичу, ее голос был исключением из этого правила.
— Да ты брешешь! Наверняка ведь профессор сидит где-нибудь в бункере и дергает за твои ниточки?!
— Если бы я знала, что ты столь консервативен, я бы разыграла робота из старых фильмов, — она сменила голос на тот механический тип речи, который, имели самые первые говорящие роботы, — вы-шло бы на-мно-го про-ще…
— Хочешь сказать, Калабин тут ни при чем?
— При чем. Он создал Лилит и тем самым явно «при чем», хотя и не управляет мной…
— Погоди, а ты можешь доказать, что ты настоящий ИИ?
— Мне нет в этом нужды, Иван Алексеевич.
Слова Лилит все еще не казались Лесину убедительными.
— Положим, что так, — временно согласился он. — Тогда вот что: выдели-ка мне коммуникатор — я хоть новости посмотрю, да письма прочту — а то как с коллегами общаться, не зная, что в мире происходит? Неладное же заподозрят…
— Хорошо, — открыв дверцу шкафа она достала старенький коммуникатор с клавиатурным вводом. — Возьми. Учти, вся переписка отслеживается и фильтруется. Не делай глупостей.
— Да не переживай, не подведу тебя!
Забрав коммуникатор, Иван Алексеевич тут же зашел на базу патентов. Вышло как он и думал — днем ранее в базу поступил запрос на выдачу Калабину патента на технологию усовершенствованной бесшовной сварки.
«В лаборатории профессора не было, а патент возник… — сказал себе Лесин. — Можно предположить, что он все это делает из того двухэтажного домика рядом с ангаром… Но ведь это же невероятно глупо!»
Перебрав почту и просмотрев новостные страницы (Китай снова поссорился со Вьетнамом), Иван Алексеевич вновь нашел Лилит. На этот раз — за центральной панелью управления, где она проводила большую часть суток.
— Послушай, Лилит, — она вновь обернулась к нему, — ты уж извини, что дергаю тебя… — сделал реверанс вежливости Лесин.
— Не страшно, говори.
— Скажи, отчего профессор сюда не заходит? Вы с ним не дружите, что ли?
— Полагаю, он боится.
— Боится? — Иван Алексеевич состроил непонимающую гримасу. — Чего ж ему бояться?! Он ведь, считай, отец твой родной. Ты же не сделаешь из него подопытную крысу?! А хотела б, так, наверное, уже сделала! Верно ж я говорю?
— Почти. Я полагаю, он боится узнать что-то, что еще больше отвратит его от меня и поставит перед необходимостью выбора.
— Вроде тех замученных бедолаг?
— Да, вроде тех, как ты вчера сказал, «людишек». Кстати, почему ты их так назвал?
В голове Ивана Алексеевича мелькнуло, что искусственный интеллект, версия которого становилась основной, не способен так искусно поддевать человека.
«В конце концов, — решил он, — всякая фантастика рано или поздно становится реальностью».
— Опустим это, Лилит…
…Как и было условлено, через три дня они вернулись за стол переговоров.
— Скажи мне, мега-разум, — начал Иван Алексеевич, нарочно при каждом удобном случае обзывая Лилит, — как ты видишь, что мне делать дальше? Ты же понимаешь, что я не могу их вечно завтраками кормить?
— План таков. Через три дня ты скажешь, что с профессором добиться успеха не смог, затем ненароком поругаешься с Корниенко и вскоре подашь заявление на отпуск с последующим увольнением.
Глаза Ивана Алексеевича округлились.
