— Ты чего, рехнулась, что ли? — выговорил он, едва сдерживая возмущение и гнев. — Ты хоть можешь представить сколько сил и стараний я в эту карьеру вложил?! И вот что я тебе скажу — так не пойдет! Давай искать другие варианты! Они ведь есть?!
— Другой вариант — ты можешь погибнуть в несчастном случае. Скоростной поезд может сойти с рельсов, или случится лобовое столкновение на трассе.
— Хочешь сказать, по-настоящему? — на лице Ивана Алексеевича застыла глупая улыбка.
— Конечно. Иначе они не найдут твои останки.
— Вот уж спасибо тебе, дорогая Лилит! Это все, что ты смогла придумать?!
— Либо я сотру тебе память.
Иван Алексеевич вскочил с дивана и, сложив на груди руки, нервно зашагал из стороны в сторону.
— Одно другого лучше! Неужели… — он с трудом сдерживал раздражение. — Неужели ты хочешь сказать, что для сохранения жизни… и рассудка… здравого рассудка, я должен провести в этом унылом месте всю (!)… всю свою жизнь?!
— Вероятно, так. Сомневаюсь, что мне удастся избирательно почистить твою память. Скорее всего, воспоминания об этом месте уже пустили в твоих синапсах слишком глубокие корни. Образно выражаясь…
— Нет… — Иван Алексеевич продолжал ходить. — Безвыходных ситуаций не бывает! Раз у тебя не вышло, тогда я подумаю над решением. Пока будь по-твоему, а там, гляди, я и придумаю чего. Ты же не против?
— Совсем не против.
И Иван Алексеевич придумал. Ведь если смотреть с его, с Лесина, стороны, то решить надо было только одну проблему — проблему его заточения в калабинском ангаре. Заботы злобного искусственного интеллекта и пугливого профессора его теперь совершенно не волновали. Надо было просто сбежать.
«Вот только как? — рассуждал сам с собой Иван Алексеевич. — Вокруг ангара огромный забор с колючей проволокой, десятки камер. Да и двери наверняка все закрыты… Решено! Надо ее просто вырубить! Прикинусь паинькой, буду делать все, как она просит, выжду момент и тогда… Тогда я перерублю ее хвост или шарахну током. В конце концов, она всего лишь железка!»
III
К концу дня Иван Алексеевич остался только с вариантом короткого замыкания. Рубить кабель теперь казалось ему слишком опасным: махнешь сильно — сработает «ошейник», слабо — и не сможешь перерубить.
В пользу же короткого замыкания выступало наличие бобин с медными проводами и множество силовых щитов.
«Действовать тут надо наверняка, — твердил себе Иван Алексеевич, полностью поглощенный разработкой и реализацией своего плана, — не спешить и все очень, очень-очень хорошо продумать».
Резонно положив, что чокер с переливающимися вставками может быть не только средством «укрощения», но и средством слежения, он, насколько это было возможно, внимательно его изучил.
«Если в нем и есть камера, то только в самих камнях. Даже если она обзорная, подняв воротник, я перекрою ей боковые виды. Этого будет достаточно…»
Несколько раз Лесин прошел от электрощитов до предполагаемого «поля боя».
«Тридцать и двадцать пять шагов. В шаге два локтя. Значит, если брать с запасом, восемьдесят и семьдесят локтей…»
Подежурив достаточное время около бобин с проводкой, Иван Алексеевич определил периодичность и места появления гоняющих на своих гусеницах по проходам ангара роботов. Лесин не был уверен, встроены ли в них наблюдательные камеры, и передают ли они картинку Лилит, но все же решил действовать максимально надежно.
«Примерно каждую минуту, чаще слева…»
Не став надеяться на регулярность движения машин, Лесин решил положиться на издаваемый ими шум. Хотя в мастерской никогда не было тихо, шум гусениц и двигателей роботрансов обладал выраженной спецификой.
«Как звук миксера, делающего молочный коктейль…»
Иван Алексеевич провел повторный тест, пытаясь предсказать появление роботов заранее. Только убедившись, что он успешно с этим справляется, Лесин перешел к следующему этапу своей задумки.
Снова он многократно ходил от силовых щитов к вспомогательной панели управления. На всякий случай делал вид, что погружен в свои мысли — чесал голову, что-то шептал. На самом же деле — мысленно прокладывал путь для провода и его промежуточные остановки.
«Вот тут открытый участок, придется сделать крюк, пробросив кабель за рентгеновской установкой. Еще плюс пятнадцать локтей. Нет, лучше двадцать».
Когда почти все было готово, Ивана Алексеевича словно самого пробило током:
«Камеры! Как же я не учел, что здесь могут быть камеры?!»
Наличие средств видеонаблюдения могло полностью перечеркнуть план Ивана Алексеевича. С неспокойным сердцем и мольбами Господу он обошел нужную ему часть лаборатории.
«Нету! — с облегчением выдохнул Лесин. — Оно и не удивительно, записывать на видео, что здесь творится — это создавать лишние против себя улики!» — объяснил он себе результаты сделанных наблюдений.
Теперь можно было начинать. Иван Алексеевич, как мог, напряг ухо и, не поворачивая к бобине свое тело, начал быстро наматывать на руку провод.
— Нет, дорогая Лилит, — злорадно прошептал он, — ты еще не знаешь, насколько упрям человек!
Когда были проложены первые пять метров кабеля, послышалось знакомое жужжание. Иван Алексеевич тут же положил кольца с кабелем, оперся о стену спиной, как можно лучше закрыв их от обзора ногами.
Появился роботранс с каким-то куском металла в «руках» и, не обращая на Лесина никакого внимания, прожужжал дальше.
«Может, они все-таки не снимают информацию? — спросил себя Иван Алексеевич. — Это бы так много упростило!»
Искус был велик, но Лесин выдержал, оставшись верным первоначальному плану.
Оставшаяся часть подготовительных работ прошла в том же режиме, без каких-либо эксцессов, если не считать один эпизод. В последний раз унироб появился слишком быстро, почти сразу после того, как Лесин возобновил свою «прокладку».
В этот момент Иван Алексеевич как раз был под столешницей, стараясь пробросить кабель как можно дальше и незаметнее. В этом положении слух его был не остер, и он проворонил приближение робота, услышав его, когда тот уже оказался в его прямой видимости.
Моментально сориентировавшись, Лесин вытащил из кармана яблоко, коими Лилит снабжала его в избытке, и сделал вид, что поднимает его после того, как случайно обронил. Демонстративно он поднялся, осмотрел запачканный фрукт, поморщился и брезгливо, взяв его двумя пальцами, понес к мусорному баку.
Этот маленький прокол сильно беспокоил Ивана Алексеевича. Он даже приостановил дальнейшую прокладку, дабы убедиться, что его тюремщику ничего неизвестно. Однако риск провала был настолько пугающим, что еще долго его, Лесина, сердце было готово выпрыгнуть из груди.
— Слушай, Лилит, — едва сдерживая дрожь, обратился Лесин, — у меня вопрос к тебе.
