Лесин был не очень силен в философских рассуждениях, зато благодаря хорошей осведомленности о Калабине и его работах сумел быстро найти достойное продолжение:
— Ага, профессор! — он хитро улыбнулся. — Вы, кажется, изменяете своим собственным убеждениям! Разве не помните?! «Божья искра» — ваша статья на сайте «Острие науки»!
В своей статье, озаглавленной «Божья искра», написанной около двадцати лет назад, тогда еще молодой Калабин рассуждал о детерминизме человеческого сознания. Молодым ученым, только удостоившимся очередной награды, была выдвинута концепция «божьей искры» — способности, данной людям Творцом, принимать решения на основе собственной воли. Не всегда, а хотя бы в одной десятой процента случаев. Если в нас есть эта «искра», то каждый из нас — субъект воли, от которого зависит будущее человечества и всего материального. Тем не менее, поскольку эмпирически доказать или опровергнуть существование в нас «божьей искры» было невозможно, вся статья так и осталась в формате гипотезы.
Тогда научное сообщество дружно посмеялось над философскими потугами молодого кибернетика, однако Лесин знал, что еще семь лет назад маэстро робототехники твердо придерживался тех же самых взглядов.
— Да, Вань, — устав держать свои колени, профессор завалился на бок, подперев голову левой рукой, — долгое время мне хотелось верить в это… и я верил, — профессор поднял левую бровь, как будто говоря «а почему бы и нет?» — Но позволь спросить тебя…
— Конечно, — профессор говорил так медленно, что Лесину приходилось отвечать тогда, когда вопрос, собственно, еще и не был задан.
— Позволь, однако спросить тебя… что, по твоему мнению, значит принимать необусловленные решения? Как ты себе это представляешь?
— Ну… — Иван Алексеевич задумался. Как ему казалось, в вопросе маэстро не хватало конкретики, точности, — думаю… способность отбросить все внешние факторы и причины и решить самостоятельно, независимо… Пойдет?
С улыбкой профессор отрицательно помотал головой.
— Задумайся, Ванюш, разве могут быть эти твои самостоятельные решения не обусловленными? Твоими принципами, предпочтениями, опытом… Всем тем, что наполняет твое «Я» до момента принятия решения. У? Думаешь, все-таки могут?
— Хитро вы, Петр Леонидович загнули!
— Оцени, Вань, парадокс… Мы под любыми предлогами отрицаем детерминизм, придумываем для этого странные теории… вроде моей «божьей искорки»… А на самом деле мы так плотно увязли в нем, в этом детерминизме… что даже не можем помыслить принятие необусловленных решений. Какие мы забавные создания, верно?
Закончив свой маленький монолог, профессор улыбнулся, но улыбнулся не победоносно, как бывает при словах «что и требовалось доказать», а печально, почти обреченно. Засунув в рот молодую травинку, он начал медленно водить ею из стороны в сторону.
— Профессор, а что если вы слишком торопитесь с выводами? Что, если мы все-таки допустим существование «божьей искры»? Понимаю, вы, наверное, уже обо всем подумали, но почему бы нам не порассуждать?
— Можно и порассуждать… Отчего ж нет?
Калабин замолчал и с каким-то опустошенным взглядом уставился вдаль, очевидно, давая понять своему собеседнику, что рассуждать придется прежде всего ему самому. Это в планы Ивана Алексеевича не входило:
— Петр Леонидович, боюсь, я не готов самостоятельно вести такое рассуждение… — Лесин заискивающе улыбнулся. — Может, объясните мне по-простому, как вы умеете?!
— Может… — профессор снова выдержал продолжительную паузу. — Вот смотри, Вань… Вот твое будущее решение, — он начертил в траве круг, — что на него влияет?
— Да много чего.
— Первое — различные внешние факторы. Все, что ты видишь, слышишь, обоняешь… в общем, все, что сообщает тебе тело в момент решения. Понимаешь?
— Пока вроде понимаю, профессор.
— Супер…. Тогда второе — это то, что есть ты сам за мгновение до принятия решения. Принципы, чувства, прежние мысли. Я вроде уже говорил — все то, что составляет твое «Я». Ну и третье…
— Божья искра?
— Да, ради эксперимента пусть будет она. И вот мы исключаем внешние факторы, исключаем твое «Я», и… остается что-то, позволяющее принять решение в отрыве от тебя самого и всего внешне материального. Так?
— Вроде…
— Великолепно… Давай теперь подумаем, как это может получиться… У меня только два варианта. Либо это воля Божья, что, как ты и сам понимаешь, не делает тебя субъектом решения. Либо хаос, воля случайности, как антоним детерминированности. И заметь, Вань, опять ты ни при чем. Получилось, что божья искра, если она и есть, это не часть тебя, а еще один внешний фактор. А ты как был предельно детерминированным, так и остался. Блямсь! — он шлепнул внешней стороной правой ладони по своей левой.
Этот «блямсь» ранее был любимым словечком Калабина, которое он вставлял каждый раз, когда заканчивал какое-то объяснение или доказательство. Откуда оно пошло, никто уже не помнил — ни его бывшие коллеги, ни он сам, однако оно так прочно пристало к нему, что его иногда даже называли «Профессор Блямсь».
— Ну что, теперь понятней объяснил?
— Как-то мне, Петр Леонидович, такой вывод не нравится… — совершенно искренне, не пытаясь достичь иных целей, заявил Иван Алексеевич.
— И верно, Ваня… скверный вывод… Чтобы вырваться из детерминизма сознания, нам надо освободиться от времени… А этого, — профессор с усмешкой вздохнул, — мы, люди, никогда не сможем…
Замолчали. Лесин прокручивал в голове доводы профессора, старался найти в них какую-то брешь, какой-нибудь контраргумент, как из кармана пиджака послышался вызов. Характерные три коротких гудка, пауза, потом еще три. Такой сигнал был привязан у Ивана Алексеевича к очень важным персонам, отвечать на вызов которых надо было незамедлительно.
Дрожащей рукой он одел коммуникационные очки и спешно встал. Вызов был от премьер-министра. Понимая, что он не сможет одновременно общаться с премьер-министром и обрабатывать Калабина (хотя нить «обработки» к тому моменту уже была утеряна), он впал в смятение. Плохой прием понуждал его идти к лимузину, а нежелание упустить маэстро удерживало его на месте. В конце концов он сделал неуверенный шаг спиной назад, по направлению к машине, одновременно вытягивая руку к Калабину, инстинктивно пытавшуюся удержать его на месте.
— Завтра, здесь же, в это же время, — ответил, едва улыбнувшись, маэстро, спешно встал и начал спускаться с другой стороны холма.
IV
Возвратившись в отель и за неимением обеда плотно поужинав, Иван Алексеевич вернулся к их сегодняшнему с профессором разговору. Поначалу он хотел лишь подготовиться к завтрашней встрече — подсобрать больше аргументов, вопросов, которые помогли бы «растопить» вдруг возникший между ним и Калабиным лед, а уже после того, как взаимное доверие будет восстановлено, вновь вернуться к центральной теме.
