Бьюсь об заклад, пока мы будем уплетать завтрак, хозяин заведения этот золотой понюхает, полижет и на хвост нанижет. А также проверит на весах. Да и пускай, это настоящая монета, затрофеенная у алкашей. Но дело сделано, слух запущен. Когда дойдет до других владельцев рыгаловок, они первым делом полезут в кубышку и за весами. Все-таки фальшивка легче, чем обычная золотая монета, золото тяжелее свинца, это знают все. А легкое расхождение в весе от свинцовой вставки на глаз не различимо.
— Ну что, — я потер руки и пододвинул к себе большую дымящуюся тарелку, — приятного аппетита?
Все еще зеленоватый Род с отвращением посмотрел на тарелку.
— Ешь давай, — сказал я с занятым ртом. — Поешь — легче станет. Если совсем невмоготу, могу тебе Очистку провести.
— Не надо! — его аж передернуло.
Ну правильно, вчерашнее временное облегчение было немного неприятно. Ничего, будет знать, как много пить. Это не Легион, где единственное времяпрепровождение — бухать. «— Ваше хобби? — Алкоголизм!»
Попивая каву и с насмешкой поглядывая на Рода, я, наконец, дождался того момента, когда страдалец впихнул в себя содержимое большой тарелки. О, глянь-ка, вроде розоветь начал... А был такого прикольного зеленого цвета.
— Ну как?
— Вроде понемногу отошел, — признался Род, тряся головой. — Но эль все-таки возьми.
— За него уже заплачено, — я отодвинул стул и встал. — Идем!
На улице была просто замечательная погода — солнышко светит, теплое дуновение ветерка приносит аромат цветущих деревьев... И Род шагает рядом, молчаливей чем обычно.
— Ну что, к порталу? — спросил он меня.
— Да. Вот теперь дело сделано.
— Думаешь, сработает?
— А то! Слух — это идеальное средство распространения информации, точнее дезинформации. Поскольку проверить его нельзя. А если находится еще и подтверждение — хотя бы одно — то слух превращается в информационную бомбу.
— Опять ты на свой мудреный язык перешел, — пожаловался Род. — Сказал бы просто, что слух — это лучший способ узнать новости. А то начинаешь заумными словами кидаться.
— Учись, мой друг. Когда-нибудь ученым мужем станешь, учить других будешь.
— Ага, — Род осклабился в усмешке, сверкнув великолепным кариесом. — А что, я и так ученый. И других учил, как по чужим карманам лазить.
— Тьфу на тебя, — скривился я. — Нашел чем гордиться. А еще шериф, называется...
Проходя окраинными улочками, я вдруг услышал знакомую мелодию, прямо дежавю какое-то. «Эль пуэбло унидо», может чуть измененное, но хорошо узнаваемое. Я потянул Рода за рукав.
Менестрель, сидевший на ступенях у одного из домов был, как ему и положено, грязен и тощ. Старый видавший виды плащ, не особо чистый зеленый вязаный берет на нечесаной голове. И вот это вот эстрадное недоразумение бренчало без слов хорошо узнаваемые аккорды. Я про себя показал большой палец — значит, песни пошли в народ.
— Подать ему медяк? — спросил Род на ходу.
— Нет. Стой, — я опять оттащил его в сторону в удачно попавшуюся арку между домами.
— Что не так?
Не так? Да все не так. Если парень знает, что бренчит, значит, одно из двух — или дурак, или провокатор. В любом случае с такими людьми контакт запрещен. Я включил магическое зрение. Ба, ну и ауры у местных прохожих! Муть и жуть. А вот две ауры существенно отличались от остальных. Темно-серые до черноты, с красными просверками.
— У нашего барда завелись поклонники.
— В смысле?
— Пасут его. Вон посмотри, слева мужичонка в кепочке и сюртучке стоит. А второй — высокий в линялом камзоле, — я качнул головой.
— Стража?
— Может быть.
— Пройдем мимо, не замечая?
— Лучше так.
Тем временем высокий бросил барду медяк и куда-то заспешил. Не пойму что, но меня это зацепило. Вот срабатывает интуиция, и все. Сейчас она приказала мне следить за бардом.
— Второй, похоже, за Стражей побежал.
— Или напрямую в Орден, — ответил я.
Бард тем временем поднялся со ступеней, не торопясь собрался, закинул лютню за плечи и сгорбленный, неторопливой походкой, побрел в сторону трущоб. Мужичонка последовал за ним, по привычке проверяясь.
— Идем за ними, — я наложил скрыт на себя и Рода.
— Чуйка?
— Она самая.
Я следил за мужичонкой. Вот бард свернул в какой-то проулок, шпик последовал за ним. Идти пришлось недолго, минут десять. Мы все дальше и дальше углублялись в сенарские трущобы, где мостовая давно сменилась грязной утоптаннной землей, а дома постепенно превращались в лачуги.
Наконец мужичонка остановился у одного из так называемых домов — лачуги без дверей с пустыми глазницами ничем не закрытых окон. Я вслушался, пустив Громкий Шепот.
В лачуге явно было трое, это я увидел поисковым плетением.
— Ну что, заработал хоть что-нибудь? — спросил молодой женский голос.
— Несколько медяков, на хлеб хватит. Нида отдаст позавчерашний.
— Вот так и живем, — вздохнул третий, тоже молодой парень.
— Ничего, когда —нибудь мы наедимся вдоволь. Когда свергнем королевскую сволочь!
— Был бы ты поосторожней, Каро, — вздохнула женщина. — Сейчас за любое слово могут забрать, и повесить на площади. Хула на власть сейчас — приговор.
— Не переживай, Ласи. Я осторожно...
Ну да, ну да. Осторожно. То-то у твоего дома уже шпик стоит, готовый повязать всю вашу компанию.
— Ты все пытаешься найти «зеленых шляп» своими песнями? — насмешливо спросил третий парень. — Скорее всего, с веревкой раньше познакомишься. Точнее, познакомят, причем охотно. Таких дурней, как ты, пачками ловят.
— Замучаются ловить.
Все понятно. Компания несчастных молодых людей без средств к существованию. Вот только сейчас юношей бледных со взором горящим оприходует Стража. И на виселице появятся три новых украшения, которые могли бы еще жить и приносить пользу.
Мы переглянулись с Родом, и я выразительно провел большим пальцем по горлу.
— Ты или я? — шепотом спросил Род.
— Давай ты, — так же ответил я ему. — Не хочу показывать, что в нашем деле замешаны маги.
Род кивнул, и превратился в тень, так осторожно и незаметно он подкрадывался к шпику, который уже полез за связным артефактом. Школа Легиона, да и прочие наклонности...
Метнувшись к шпику сзади, он одной рукой закрыл тому рот, а другой быстро-быстро заработал ножом. Когда он отнял руку от лица шпика, тот кулем свалился на землю, истекая кровью. Род вернулся ко мне.
— Зайдем? — спросил он, кивнув на лачугу.
