– Это вагон для курящих, – сообразила она. – Потому и пассажиров так мало.
– Вот что значит цивилизованная страна, – сменила тон Вера Назаровна. – Смотрите, как заботятся о людях и их интересах!
Недалеко от них с журналом в руках расположился солдат. Наташа с интересом рассматривала форму курильщика.
– Думаешь, самоволочка? – перевела ее немой вопрос Ирина. – Интересно, сколько лет у них служат? И в каких условиях живут?
– Сейчас узнаем, – Наташа пересела к парню и поздоровалась: – Guten Tag.
– О чем там шепчется Амелькова? – напряглась Вера Назаровна. – Кто ей позволил общаться с незнакомым человеком, тем более военнослужащим?
– А знакомых у нас здесь попросту нет, – заступилась Татьяна. – Думаете, Наталья вышла на прямую связь с резидентом и разглашает важную информацию?
От ужаса глаза ученой дамы выскочили из орбит. Она побледнела, стала задыхаться и схватилась за сердце:
– Да ты с ума спятила, Гуляева! Что ты себе позволяешь?
– Шутка, – улыбнулась студентка. – Пусть пообщается, попрактикуется в разговорном немецком, узнает о жизни рядовых солдат непосредственно из их уст.
Рядом с Наташей остановился проходивший пассажир и прислушался к разговору.
– Ну, вот, допрыгалась, – испугалась педагог. – Чует мое сердце, он из органов.
– Из внешних или внутренних? – уточнила Татьяна.
Вера Назаровна была готова ее растерзать:
– Не стоит говорить об этом вслух, – предостерегла она.
Тем временем немец в штатском присел на подлокотник Наташиного кресла и активно включился в беседу.
– Мало ему свободных мест, а еще говорят, культурная нация, – возмутилась Вера Назаровна и наклонилась к Татьяне: – Гуляева, переводи, о чем они там шепчутся.
– В разговорной речи я не сильна. Со словарем, пожалуйста…
– По-моему, мы зря паникуем, – вступила в разговор Ирина. – Если мужчина садится на подлокотник, он просто дает знать, что хочет познакомиться.
– А ты откуда знаешь? – окинула ее подозрительным взглядом старушка.
– Габи вчера говорила об этой традиции на семинаре по проблемам современной молодежи. Это привычный для немцев знак внимания.
– Надо Амелькову предостеречь, – дама от волнения вытерла шею носовым платком и достала из сумочки блокнот. – Напишем ей записку.
– Шифрованную. И отправим через связного? – уточнила Татьяна. – Зачем нарываться на международный скандал?
– А если ее вербуют? – подмигнув подругам, предположила Ирина.
От подобной мысли Вере Назаровне сделалось дурно.
– Мы же в братской стране, – с улыбкой успокоила Татьяна. – В дружественной.
– Но ведь контакт несанкционированный, – с новой силой заволновалась педагог. – Как бы она чего лишнего не сболтнула!
– Наташа – настоящая комсомолка! – заверила Татьяна. – Член бюро факультета, готовится вступить в партию. Неужели мы ей не доверяем?
– Господи, за что мне все это? – откинулась на спинку педагог. – Скорее бы домой!
Поезд остановился. Солдат и его собеседник вышли из вагона. Наташа вернулась к своей группе.
– О чем ты там секретничала? – насторожилась Вера Назаровна.
– Спросила парня о службе, о жизни, о девушке.
– Он в самоволке? – напомнила Татьяна.
– Нет, едет домой. А утром снова в часть. У них такая служба.
– Рай какой-то! – восхитилась Ирина. – И сколько они так служат?
– Всего полгода. Рабочий день восемь часов – и ты свободен, как птица в полете. Можно даже пивка попить. А в столовой у них система заказов.
– Шутишь!
– Нисколько.
– Не армия, а профилакторий! – не поверила Ирина. – Нам бы так.
– В нашей стране – все и так самое лучшее! – запротестовала преподавательница. – Советская армия это образец нравственности и школа мужества!
– Кто бы спорил, – согласилась Татьяна. – Но мой брат служил три года в море и дома был всего разок. А за пиво его друзей сажали на гауптвахту.
Аргументов для возражений не было – Вера Назаровна промолчала. Собравшись с мыслями, она повернулась к Наташе:
– А что хотел от тебя тот гражданин, что так бесцеремонно навис над тобой?
– Поинтересовался, полька или чешка я.
– Зачем это ему?
– Не знаю, сказал, что у меня славянский акцент.
– Не смей больше ни с кем заговаривать! – приказала педагог и уточнила: – Пока не вернемся в родные стены!
– Я что, в тюрьме? – воспротивилась Наташа.
– Нет, но так будет безопаснее для всех нас!
Поезд тронулся. В окно постучал солдат и помахал на прощание рукой.
– Вот видишь, к чему приводит твое легкомыслие! – взорвалась Вера Назаровна.
– А что тут такого? – вспыхнула Татьяна. – Помахал рукой – вот преступление.
– Гуляева, ты бы вообще помолчала! – огрызнулась старушка.
– А как же языковая практика?
Педагог гневно отмахнулась. Наташа встала, чтобы пересесть, и едва не столкнулась с недавним собеседником. Лысоватый немец слегка наклонил голову и протянул ей большую и необыкновенно красивую желтую розу:
– Bitte! – он поймал руку девушки и галантно поцеловал.
– Danke, – растерялась Наташа и по-русски добавила: – Большое спасибо.
– Вы русская? – на чистом русском языке уточнил иностранец.
– А вы, простите, кто? – с явным подозрением поинтересовалась Вера Назаровна.
– Преподаватель, доктор наук, профессор, – миролюбиво представился незнакомец. – Закончил МФТИ и аспирантуру при нем. Вечером как раз еду встречать группу московских студентов, они прибывают к нам на практику.
– Профессор, а жадничает, – шепнула Татьяне Ирина. – Всего один цветок купил.
– В Европе так принято, – неожиданно отозвался гость.
– А вы по профессии кто будете? – не унималась Вера Назаровна.
– Заведую кафедрой математического анализа. Ганс Гюнтер Кох, – уточнил он. – Руководитель группы с принимающей стороны.
– Значит, коллега. Я вот преподаю фольклор, – облегченно вздохнула старушка.
– Совсем одно и тоже, – иронично шепнула Татьяна, а вслух поинтересовалась: – Вы куда направляетесь, если не секрет?
– В Йену, где в этом семестре буду читать лекции студентам университета. В этом городе, кстати, живет моя семья.
– Так вы женаты? – обрадовалась педагог.
– Нет, – он удивленно посмотрел на назойливую собеседницу. – Но у меня есть мать, отец и младший брат.
