– А ведь отцовский лук еще больше, – пробормотал он, сверля взглядом огромный лук, лежавший в траве. – Я должен стать сильнее! Как отец…
– Как отец, – принялся загибать пальцы Лим, – и отец отца, и дед отца… До дурной бесконечности!
– Всего девять поколений! – запротестовал Сантар. – Мы – род лучников. Один я отщепенец! Нужно мне, понимаешь?
– Не понимаю, – Лим упрямо сложил руки на груди. – Лучше повесь эту допотопную реликвию на стену!.. Вот, попробуй из моего.
Сантар нехотя взял простенький лук, натянул тетиву… Стрела со свистом пронеслась в воздухе, угодив аккурат в центр мишени. Лим подошел ближе и оценил:
– Глубоко вошла! Да в тебе силы, что в лесном лихе!
– Этого недостаточно, чтобы сравниться с отцом, – тяжело вздохнул Сантар.
– Через пару лет ты станешь таким же великаном, как он, – попытался воодушевить его Лим.
– Мне, вообще-то, семнадцать, – зло огрызнулся Сантар.
– Для назара ты высокий, – Лим окинул друга оценивающим взглядом: тот был ниже его на голову, но сам-то Лим макушкой цеплял все дверные косяки.
– Только я не назар! – раздраженно сказал Сантар.
– Так ты и не кмех, – напомнил ему Лим. – Ты – полукровка, друг мой! Так что хватит мучать себя и пытаться стать таким, как отец.
Сантар сник и принялся мрачно собирать разложенное оружие, которое они принесли с собой.
– Разве меч для тебя – не главное? Лихо раздери, даже Чен-Ку тобой доволен – а ведь от него никто из нас еще не удостоился похвалы! – продолжал наседать Лим. – Мне бы хоть немного твоего умения…
Сантар скривился так, словно закинул в рот горсть кислых ягод. Как ни крути, природа была несправедлива: он тренировался вдвое больше остальных, но его плечи по прежнему были узкими, ноги – худыми, а руки – жилистыми. Лим же, особенно не напрягаясь, мог с легкостью отвались заградительный камень от прохода в долину, для чего обычно требовалось трое взрослых мужчин.
– Ну, брат, – заметив, что Сантар оглядывает его фигуру, Лим приосанился. – Это уж кому что дано…
Сантар хотел съездить ему по самодовольной физиономии, но вдруг услышал, как кто-то зовет его по имени.
– Кричат с опушки у Поющего озера, – определил Лим.
– У первого дозорного пункта, – поправил Сантар; слух у него был лучше. – Это Райхана!
– О-о-о, – расплылся в улыбке Лим. – Райха-ана-а, – и получил давно назревавший подзатыльник.
Райхана ждала их около первого дозора, от нетерпения едва не подпрыгивая на месте.
– Вот хороши – ушли и никому не сказали, где их искать! – воскликнула она, увидев друзей, идущих из леса.
– Ты же знаешь наше место, – улыбнулся Сантар.
– Мне что, надо было идти одной в лес? – вскинулась девушка, упирая руки в бока.
– Всегда же ходила одна! – пожал плечами Сантар.
– И что с того? – пуще прежнего разозлилась Райхана.
– Мы просто… – начал оправдываться Сантар, но осекся, поглядев на стоявшего рядом Лима.
Веснушчатая физиономия лучшего друга лоснилась от ехидной улыбочки.
– А ты чему радуешься? – вспылил Сантар.
Лим как ни в чем не бывало повернулся к Райхане:
– Зачем тебе этот увалень?
– Его отец вернулся!
Едва услышав это, Сантар сорвался с места. Райхана проводила его взглядом; на лице у нее появилась теплая улыбка.
– Не бери в голову, – ободряюще сказал Лим. – Отец для него всегда на первом месте.
– Ошибаешься, – покачала головой Райхана, тряхнув пышными черными волосами. – Отец – на втором. На первому месте у Сантара мать… Я уже свыклась с этой мыслью. Но третье место – мое!
– Вот как? – Лим почесал затылок. – Я-то думал, третье место для лучшего друга…
– Даже не мечтай! – фыркнула Райхана и, развернувшись на носочках, гордо удалилась в сторону поселения, придерживая разлетающиеся юбки.
***
Убежище изгоев управлялось старейшинами, их слово равнялось закону. Здесь любой мог рассчитывать на справедливость. Всего старейшин было семеро: по одному из каждого народа – от северян, кмехов, назаров, вандов и жителей островных колоний – и еще двое, признанные лидеры среди старейшин.
Первого из них звали Варвадар Бидр. Имя это, вероятней всего, было вымышленным, но в Убежище человека ценили не за имя, а за нутро. Изгои знали лишь, что молодость Варвадар провел в Большом городе, и видно, жизнь его была не сладкой, потому что он терпеть не мог это место. Большинство считало, что он вышел из Окраинных кварталов – и только те из изгоев, кто на своем веку видел кое-что кроме северного леса, подмечали тонкую кость, длинные пальцы и хорошую выправку, свойственную для знати. Почему этот судя по всему благородный человек оказался среди изгоев, оставалось тайной, но одно было известно точно: жрецов из Большого города Варвадар ненавидел всем сердцем.
Второй – человек без рода и прошлого, просивший называть себя просто Райзабом; это имя, так же как смоляные волосы, смуглая кожа и темные глаза, говорили о том, что он – южанин по крови. С виду Райзаб казался добродушным рыхлым тюфяком, но на деле был бесстрашным воином, не лишенным хитрости. Поговаривали, что он был рабом, а может, просто слугой в богатом доме; прямо перед ним хозяин убил то ли его мать, то ли сестру, за что сам Райзаб убил хозяина – а может, только попытался… В одном слухи сходились точно: тем хозяином был маг из Большого города. Не сложно догадаться, что Райзаб ненавидел магов также, как Варвадар.
На севере, в самых отдаленных из земель Эндроса, всегда было много недовольных «городом-государством», который, как жирный паук, опутал паутиной провинций равнинные земли, высасывая из них жизненные соки. Около тридцати лет назад еще молодые, но уже много повидавшие Варвадар и Райзаб бежали на север и примкнули к группе таких же отчаявшихся людей, как они сами. Преступники, беглые рабы и прочий сброд – эти люди грезили о борьбе с Большим городом, но нападали только на безоружных торговцев и продовольственные обозы, опасаясь убивать стражников, за что их и прозвали презрительно – изгои.
Ни Райзаба, ни Варвадара это не устраивало. Они нашли единомышленников, людей, отрекшихся от своего прошлого, но с верой у будущее – так появилось Убежище, место, где каждый, независимо от цвета кожи, происхождения и веры мог найти приют. Прошли годы, и о сомнительной репутации изгоев никто больше не вспоминал – теперь это слово приводило в трепет жителей огромной республики. Их осуждали, их боялись – и тайно восхищались ими, шепотом пересказывая новые слухи. Нападение на сборщиков податей и корабли, везущие в Эндрос новых рабов, волнения в городах, срыв показных казней, которые устраивали власти – любые новости о действиях изгоев передавались из уст в уста, несмотря на сенаторский запрет и жреческую угрозу отречения. Простому народу нравились изгои, но одобрить их в открытую не осмелился бы никто. Бороться против Сената и жрецов?.. Великое небо! Смешно было даже думать об этом.
