— Потом я уехал на сборы в Евпаторию. Ну, я в футбол играю.
— И все? — прищурился Шапошников.
— Когда был там, Арина мне писала, чтобы позлить Лизу. Вы наверняка прочли ее сообщения. А когда я приехал, писали, видимо, уже вы. Потому что никогда Арина меня милым не называла.
— То есть ты утверждаешь, что ее не … — Казалось, он собирается проткнуть меня взглядом.
— Мы познакомились в Москве, на следующий день я уехал — когда бы я успел?
— А в Лиловске?
— В Лиловске я познакомился с Лизой и ничего про Арину не знал. Я только месяц здесь, из Кунашака приехал. Вы бы поговорили с Лизой, она подтвердит мои слова.
Шапошников очень хотел, чтобы услышанное было правдой, но боялся потерять лицо, боялся, что я нажалуюсь Вавилову, его разрывало от противоречий, что же со мной теперь делать.
— Произошло недоразумение, — продолжил я так, словно ничего не случилось, и меня привезли не в подвал, чтобы убить, а мы беседуем за столиком в кафе. — Вы же нормальный человек и не хотите, чтобы пострадал невиновный? В переписке ничего такого нет. Все, что я сказал, легко проверить.
Чувак точно крышетечный, на войне крыша получила повреждения, и теперь, как дождь, так и коротит. Как же Арину угораздило в такого вляпаться?
— Арина моя женщина, понял? — зачем-то сказал он. — Никто не смеет надо мной насмехаться!
— Да как вы не поймете, что я на нее не претендую! И не претендовал, у меня и… женщины еще не было. Я ее знаю один день! Пожалуйста, не надо делать… то, чего нельзя исправить. Меня будут искать. Давайте мирно разойдемся и обо всем забудем?
— Может, ты знаешь, к кому она ушла? — сменил гнев на милость Шапошников и кивнул хрипатому: — Освободи его.
Соглядатай перерезал веревки. Я потер синие запястья. Прощать Шапошникова по меньшей мере преступно, раз он такое себе один раз позволил, позволит и в третий, и в четвертый раз. Прибьет Арину, дуру малолетнюю, которая связалась с психом. Может, она сейчас лежит связанная в каком-то подвале, с кляпом во рту.
Злоупотребление служебными полномочиями налицо, плюс несоответствие занимаемой должности. И ладно бы в участок привез и стал допрашивать — так ведь точно хотел пристрелить и закопать. Если бы не ответ Витаутовича, то — прощай, Александр Нерушимый, надежда советского футбола.
— Понимаю вас, — кивнул я, осторожно подбирая слова. — Но я и правда знаю ее один день. Она не откровенничала с малознакомым парнем, да при подруге… — Я смолк, чтобы он сам сделал выводы.
В голове крутилось: «Это знала Ева, это знал Адам: колеса любви едут прямо по нам». Намотало мужика знатно. Шапошников провел по лицу ладонями, потух и осунулся. Налил воды в пластиковый стаканчик себе и мне, свой осушил залпом.
— А ты футболист, значит, — проговорил он. — Скажи, есть у «Динамо» шанс выиграть на чемпионате СССР?
Вот тут я лукавить не стал.
— Нет. Потому что тренеры — дерьмо, никто не заинтересован в результате.
Он вздохнул и сделал вывод:
— Зато честно. — И протянул руку.
Жать руку свиномордому придурку, который сейчас хотел, чтобы я был ему благодарен за освобождение, не очень улыбалось, но я сделал это и проговорил:
— Буду очень признателен, если получу назад телефон и продукты. Очень есть хочется.
Шапошников, вернув мне «Енисей», злобно посмотрел на толстяка, который ел уже второй бутерброд с копченым мясом — мужик едва не подавился и уши прижал.
Я сразу же полез читать сообщение от Витаутовича: «Да. Завтра ждем тебя в 11:00 в гостинице “Вымпел”. Номер 33».
Вот и хорошо. Долго ждать не придется.
С виноватым видом толстяк вытащил из-за дивана мою авоську. Я заглянул внутрь: так и есть, хлеб и масло начаты, мясо ополовинено. Кефир не разбился, и то хорошо.
Хрипатый извинился, снова надел мешок мне на голову и сопроводил наверх из подвала, усадил в машину на заднее сиденье.
Ехали мы минут пятнадцать. Все это время я думал, что Шапошников точно рехнулся. Он уверен, что я не стану писать заявление на него! Потому что я вообще благодарить его должен за то, что мне ничего не сломали. Вот же козел!
Высадили меня там же, откуда взяли — возле магазина. Конечно же, без мешка на голове, но с авоськой, набитой продуктами. Подождав, пока машина уедет, я сразу же набрал Лизу. Она ожидаемо не ответила — видимо, была на лекциях, потому я отправил сообщение с пометкой «срочно»: «Арина в беде. Срочно напиши мне».
Ответ пришел, когда я был уже дома. Оказалось, Шапошников от лица Арины поссорился со всеми ее подругами, чтобы никто ее не искал, Лизе тоже написал гадостей. Она и поверила. Я рассказал ей, что со мной случилось, показал синие запястья и попросил позвонить Арине, узнать, жива ли она. Девушка на звонок не ответила, обозвала Лизу тупой овцой. Точнее, это написал тот, кто забрал ее телефон.
— Вот же урод старый, — проговорила Лиза. — Он же старше Аринкиной матери! Я ее родителям позвоню, чтобы всех на уши ставили, потом — деду, пусть разбирается. Только бы не случилось чего с этой дурой! Нашла кого на бабки разводить! А я ей говорила, что он больной на голову и так просто от нее не отстанет.
Вот и ответ на вопрос, а был ли папик. Впрочем, неважно. Главное, чтобы Арина была живая и относительно целая.
Лиза позвонила вечером, отчиталась: Шапошников взят под арест, ему предъявлено обвинение в похищении человека и злоупотреблении должностью, заложница освобождена. Она цела и невредима. Все это время девушка провела на съемной квартире под надзором подчиненного Шапошникова.
Ближе к ночи пришла Наташа и пригласила меня на торт с чаем. В комнате были Вадим, Мищенко, толстый Кот-Шрек, который на мне озолотился, и… Дарина. Внучатая племянница Вавилова, которую я отбил у грабителей. Девушка смотрела на меня коровьими глазами и не уставала благодарить и делать комплименты. На первый взгляд обычная девчонка, нежная даже, но стоит вспомнить, как она грушу молотила, и впечатление рассеивалось
Потом Вадик поделился горячей сплетней о том, как Шапошников, который, оказывается, местная знаменитость, похитил любовницу и силой ее удерживал, но сегодня его арестовали. Это большой скандал, дискредитирующий правоохранительные органы!
Подключилась Наташа, сказала, что поделом Арине, знает она эту сисяндру безотказную, а Вячеслава жалко, довела девка хорошего мужика, который ее на руках носил, подарками осыпал, в МГИМО устроил. Из семьи увела, а потом рога наставила и бросила — ну кто так делает? В общем, очень плохой человек Арина. И по голосу Наташи было слышно, что где-то перешла ей Арина дорогу. А может, это простая женская зависть к красивой и более успешной сопернице.
Имелись еще две важные новости: пока я отсутствовал, закрыли Кирилла Громового, который Шкет — за связи с криминалитетом. Мой гнилой сосед Артурка, у которого рыльце в пушку, пошел свидетелем, они с Пушкиным принялись яростно оговаривать сержанта.
