Маршал Рокоссовский также хорошо знал эту примету и к внезапному вызову в Москву отнесся очень настороженно. Он хорошо помнил, как в октябре 1944 года, вызвав к себе, Сталин убрал его с должности командующего 1-м Белорусским фронтом, отдав честь взятия Берлина Жукову.
Большая политика трижды переходила дорогу красавцу поляку. Из-за нее, а точнее из-за своей национальности, он не стал освободителем Киева и Варшавы, не взял на штык Берлин, не стал первым Трижды Героем Советского Союза, хотя он был ничуть не хуже своего боевого товарища. Проклятый пятый пункт извечно гадил «советскому Багратиону, несправедливо отбирая заслуженные лавры.
Вот и теперь, получив приказ прибыть в Ставку, Константин Константинович заподозрил, что его в очередной раз хотят принести в жертву Большой политике. Всю дорогу он настойчиво гнал эту противную мысль от себя, но она снова и снова возвращалась в его голову.
Перешагнув порог сталинского кабинета, маршал попытался определить по лицу вождя правдивость своей догадки, но его постигла неудача. Сталин встретил его радушной улыбкой, поинтересовался, как маршал долетел, и любезно пригласил его сесть за стол.
Ничего для себя полезного не смог прочесть Рокоссовский и по лицу генерала Антонова, встретившего его сдержанным кивком головы. В руках у главы Генерального штаба была папка, в которой обычно находились приказы Ставки по армиям и фронтам. Этот факт можно было трактовать как в пользу отставки маршала с поста командующего фронтом, так и в пользу продолжения его службы.
Видимо, неудачные попытки узнать причины срочного вызова в Ставку заметно отразились на лице полководца, и Сталин их заметил.
– Вы сильно устали, товарищ Рокоссовский? – заботливо спросил его вождь, слегка коснувшись рукой золотого погона маршала. – Наверняка перелет утомил.
– Никак нет, товарищ Сталин, не устал, – бодро заверил Сталина Рокоссовский, у которого от слов вождя с удвоенной силой забилось сердце. Начало разговора как две капли воды напоминало ему ту октябрьскую беседу, после которой маршал был снят с поста комфронта.
Сталин никак не отреагировал на ответ Рокоссовского. Верный своей давней привычке, он неторопливо прошел вдоль стола заседаний. Дойдя до угла, Сталин повернулся и подошел к расстеленной на столе карте. На ней, цветными карандашами была нанесена последняя обстановка на фронтах. При этом обозначения «Белорусский» и «Украинский» фронты были заменены на «Германский». Вместе с ними на карте присутствовали «Норвежский» и «Югославский» фронты. Встав возле стола, он положил руку на спинку стула и с легким прищуром посмотрел на маршала. В руках у вождя не было его легендарной трубки. В момент принятия важных решений он предпочитал не отвлекаться на курение.
– Хороший ответ, товарищ Рокоссовский. Очень хорошо, что вы не устали, хотя нагрузка, что легла на ваши плечи, была колоссальная. Ставка вполне довольна результатом действий армий вашего фронта в Нижней Саксонии. Правда, полного контроля над морским побережьем нам так и не удалось установить, – Сталин сделал паузу и выразительно посмотрел на маршала. В телефонном разговоре он обещал Сталину сбросить канадцев в море и не совсем сдержал свое слово. Его танки вышли к побережью, захватили главную гавань рейха на Северном море – Вильгельмсхафен, пленили свыше двадцати тысяч человек, но Норддейх и Эмден остались в руках врага. Это был единственный серьезный прокол в действиях Рокоссовского, заставляющий маршала нервничать в кабинете у Верховного.
– Однако это по большому счету уже не так уж и важно. Ставка считает, что удержание канадцами Норддейха и Эмдена в сложившейся обстановке нам даже на руку. Пусть господин Черчилль думает, что наша главная цель – контроль над морским побережьем. Наши разведчики сообщают, что он намерен до конца биться за Голландию с ее портами, – усмехнулся Сталин. – Что же, мы ничего не имеем против этого. Более того, мы очень хотим, чтобы противник как можно дольше именно та и думал.
– И мы не будем вести борьбу за побережье? Но как же так, товарищ Сталин? Ведь Амстердам и Роттердам имеют важное стратегическое значение.
– Нет, товарищ Рокоссовский. Генеральный штаб считает, что сражение за Голландию и ее порты вовлечет наши войска в затяжную позиционную борьбу с непредсказуемым исходом. Знаете, как гауляйтер Зейсс-Инкварт не допустил захвата Голландии англичанами? Этот сукин сын объявил, что взорвет все дамбы и затопит всю прибрежную часть страны. И фельдмаршал Монтгомери принял его условия. Только десятого мая германские войска в Голландии сложили оружие, и то под сильным нажимом на гауляйтера со стороны военных. Господин Черчилль намерен использовать немецкий опыт в борьбе с нами, но мы не будем лить воду на его мельницу. Если он мертвой хваткой вцепился в Голландию, пусть держит ее до второго пришествия. Мы намерены нанести удар вдоль голландско-германской границы, выйти к Рейну в районе Везеля, с последующим наступлением на Брюссель, Гент, Кале. Таким образом нарушается целостность англо-американского фронта, а господин Черчилль получает свой «голландский котел», как в свое время Гитлер получил «курляндский».
– Это очень рискованный ход, товарищ Сталин. Совместный контрудар англичан и американцев может серьезно нарушить все наши планы, – высказал опасение маршал, но Верховный поспешил успокоить его:
– Вполне разделяю ваши опасения относительно контрудара, товарищ Рокоссовский. Однако у товарища Антонова есть довольно весомые аргументы в пользу нашего наступления к Рейну. Послушайте их и выскажите свое мнение.
Исполняя приказ Сталина, генерал Антонов встал и, взяв в руки указку, пустился в объяснения.
– Бои за побережье Голландии свяжут нас по рукам и ногам, что крайне выгодно англичанам. Они выиграют время и смогут беспрепятственно перебросить в Голландию подкрепления с острова. Расстояние между берегами минимальное, и мы не будем иметь ни малейшей возможности хоть как-то помешать этому процессу. Если это случится, то по расчетам Оперативного отдела уже через две недели англичане смогут начать наступление против наших войск. Как со стороны Голландии и Ганновера, так и со стороны Шлезвига. Не думаю, что в этих условиях американцы окажутся в стороне и откажутся поддержать своих союзников, – Антонов сделал многозначительную паузу. Число людей, знавших о появлении у американцев нового оружия, было крайне мало, и маршал Рокоссовский не входил в их число. «Советский Багратион» моментально уловил скрытый подтекст в словах Антонова и воспринял их как не требующую доказательств аксиому.
– Единственный выход из этой ситуации, по мнению Генштаба, – нанесение удара с целью полного развала фронта союзников и полная изоляция друг от друга их армий. В этом случае будет не только нарушено общее командование войск противника, но и серьезно затруднено их снабжение. В частности, это коснется американцев, чьи войска наиболее удалены от побережья, и длина плеча их снабжения сильно уязвима.
Указка начальника Генштаба хищной змейкой скользнула по карте и послушно замерла в исходном положении.
– Константин Константинович высказывал опасения относительно возможного контрудара со стороны союзников. Опасно недооценивать противостоявшего тебе врага, но также не следует его переоценивать. Хочу напомнить, что с самого начала конфликта мы вели действия на расчленение английских войск на части и добились в этом серьезных успехов. В результате Эльбинской наступательной операции мы разбили вторую английскую армию на две части, с образованием «датского» котла. Затем после наступления на Бремен и проведения Нижнее-Саксонской наступательной операции, мы еще уменьшили численность войск генерала Демпси и изолировали от них канадцев во Фрисландии. В борьбе с нами англичане израсходовали все свои резервы, и в случае прорыва нами фронта заткнуть дыру им будет нечем.
