Времени терять не стали, моторы были запущены, я закрыл дверь и устроился на полу, поставив приклад винтовки на пол: оставлять личное оружие в расположении подразделения я и не думал. Проспали полёт все, включая меня. Куда лететь, голем и так знал, по картам ориентировался, и посадку совершил там же, где и в прошлый раз.
Пока шла высадка, я отбежал в сторону, достал автобус и, светя фарами, подкатил к самолёту. Затем последовала посадка в салон автобуса. Отъехав, я бегом вернулся, убрал самолёт в Хранилище и, снова устроившись за рулём автобуса, покатил к городу.
Да, порядки уже были не как до войны: на подъезде нас остановил патруль. И ничего, показал старшему приказ на вывоз семей комсостава, и пропустили. Липа, конечно, но качественная, не подкопаешься. Так и въехали в город. Мы направлялись в казармы лётного училища, лейтенант показывал дорогу: мол, там нас примут. И действительно, приняли.
Потом я развернул большую, неуклюжую машину, и мы покатили уже ко мне домой. Только Марина с дочкой в салоне остались.
Стучать в ворота пришлось долго. Наконец на крыльцо вышла Ксюша, держа в руках керосиновую лампу, и крикнула:
– Кто там?
– Муж приехал, с гостями. Отворяйте.
– Ой! – радостно воскликнула она и, подбежав к воротам, открыла их.
Хотела было обнять меня, но заметила, что за моей спиной стоит Марина со спящей дочкой на руках, снова ойкнула и сопроводила нас на кухню, где уже ожидала Ольга. Пока они с Мариной обнимались и укладывали девочку на диван, накрывая одеялом, я объяснил Ксюше, что Марина ей потом расскажет, что со мной было и почему понизили в звании.
Марина, кстати, надолго у нас не задержится: у неё немало родных в Ярославле, так что мои жёны помогут ей с одеждой и вещами, соберут и посадят на поезд до Ярославля. Телеграмму родным дадут, встретят их на вокзале.
У меня был всего час, но я успел сводить Ксюшу в сарай на сеновал, пока Ольга с Мариной общались на кухне. Когда мы с Ксюшей вернулись, я сказал Хромцевой:
– Марин, ты черкни мужу письмо: мол, доехали, и всё такое. Ему приятно будет. И поторопись, я уже уезжаю.
Ксюша метнулась в свою комнату, принесла тетрадь и писчие принадлежности, и Марина накидала несколько строк. Потом Ольга выделила ей спальное место в зале и выдала постельное бельё, а Ксюша проводила меня до ворот. Там мы несколько раз крепко поцеловались, после чего я вышел на улицу, а моя вторая жена, закрыв за мной ворота, вернулась в дом.
Снова использовать автобус я не хотел, поэтому убрал его в Хранилище, достал «Хамви» и погнал за город. Там достану связной «мессер» и вылечу обратно. Пара патрулей, слыша рёв мотора моего мощного бронеавтомобиля, пытались меня перехватить, но я объезжал их по другим улицам и давил на газ. Сменив машину на «мессер», я вскоре уснул под убаюкивающее гудение самолёта.
Прибыл я вовремя, ещё до рассвета. Посадку совершил в другом месте, потому что то поле, с которого мы взлетали, было занято какой-то стрелковой частью и обозом. Пришлось пролететь чуть дальше и садиться на дорогу, а потом доставать мотоцикл-одиночку и гнать к расположению батареи. Мотоцикл убрал на подъезде. Опознавшись у часового, выяснил у дежурного по батарее, что всё в порядке. Командира велел не беспокоить, утром сообщит ему, что я вернулся, когда тот проснётся. Потом нашёл своё хозотделение, постелил плащ-палатку, на неё – шинель и вскоре уснул.
Утром после побудки, отдав Хромцеву письмецо от супруги, я искупался в озере. Тем временем мои бойцы кормили батарейцев, проверяя по списку фамилий, кому сколько положено. У каждой фамилии указано, какая норма должна выдаваться тому или иному бойцу, это я всех помнил, по памяти выдавал. Еду выдавали из термосов, так как сегодня я решил поспать подольше и ничего не готовил, а готовые блюда достал из Хранилища, из полевой армейской кухни, и переложил в термосы. На завтрак были молочная рисовая каша и кисель с лепёшками.
За день батарея шесть раз открывала огонь: трижды прикрывая от налётов аэродром (мешал он немцам) и трижды била по пролетающим мимо самолётам. Никого не сбили, но три накрытия были, машины ушли с дымами. У наших лётчиков снова закончился бензин, а обещанного им так и не привезли. Они обратились ко мне, и я дал топлива, велев не экономить. Так что они весь день летали, хотя истребителей осталось едва два десятка (до войны было восемьдесят), а бомбардировщиков – восемнадцать машин, способных подняться в воздух. Их спешно обслуживают, заправляют, подвешивают бомбы и отправляют на задания: заявки от наземных сил идут одна за другой.
В общем, обычный день на батарее, ничего особенного. Но вот я в этот день отличился, неожиданно даже для себя. Дело было так. Вечер уже, были командиры обоих авиационных полков и Хромцев, мы общались, обговаривали проблемы с топливом: на аэродром его так и не доставили, машины, отправленные на склады ГСМ, не вернулись. Я пообещал, что топливо будет, они за этим и приехали, знали, что слово я держу.
И тут я вдруг дёрнулся и рванул к полуторке с ДШК, крича на ходу расчёту:
– От пулемёта!
Наводчик успел шарахнуться в сторону, когда я влетел в кузов грузовика и, резко повернув ствол, дёрнул за рычаг затвора и сразу открыл огонь. Вылетевший из-за деревьев «мессер», разваливаясь, огненным комком устремился вниз, а я уже бил короткими очередями по ведомому этой пары. Ведомый пошёл было вверх, но тут его настигла уже четвёртая моя очередь по нему. Замерев на миг, он выпустил тёмный шлейф дыма, устремился к земле и врезался в неё. Лётчик погиб.
Это Взор, работавший уже на четыреста метров, показал мне их атаку, целью которой была наша батарея. Уж очень мешала она немцам, вот они и послали эту группу. Звено наших истребителей недавно село, так что никто немцам не мешал.
Меня внезапно подхватили и с криками радости начали качать. Похоже, такого ещё никто не видел – разом сбить двух. Но мне это было несложно: я из земли поднял земляного голема, точнее его голову, и, используя его программы прицеливания и наведения, наводил и стрелял короткими и прицельными очередями. Без этого я бы вряд ли попал, разве что по везению.
Хромцев кричал, что с этой минуты я назначаюсь командиром пулемётной установки, это помимо выполнения обязанностей батарейного старшины. Ещё не хватало. Я сразу отказался, но если окажусь рядом во время налёта, пострелять по противнику не против. На том и порешили. Командиры полков, похлопав меня по плечам, укатили к себе, а я собрался тоже отъехать: надо было обеспечить летунов топливом и маслом, оно тоже подошло к концу.
Но тут на дороге вдруг показался кортеж, пыливший в нашу сторону со стороны города. Оказалось, это прибыл командир корпуса, я его вживую видел впервые.
Мигом примчалось командование нашего дивизиона, построили личный состав батареи, только дежурные остались наблюдать за небом, чтобы нас врасплох не застали. Генерал выслушал доклад командира батареи и велел познакомить его с таким выдающимся стрелком.
– Старшина Туманов, три шага из строя.
