Там у города у немцев шестнадцать крупнокалиберных батарей. Хочу их все прочесать.
Как бы вторя моим словам, снаружи снова грохнуло, и сверху посыпался мусор.
– Да, артиллерия нам дышать не даёт. Добро, действуй. Даю час на это, после снова присоединишься к тактическим группам.
С танком оказалось куда легче и быстрее отбивать дома и освобождать район, пушки такого не дают, да и немцы выбивают расчёты, как ни прячься за щитом. Надеюсь выполнить поставленную задачу до наступления темноты.
– Разрешите идти? – кинул я руку к виску.
– Идите.
Я направился к выходу, а капитан, подскочив к комдиву, что-то зашептал ему, тыча в меня пальцем, после чего комдив рявкнул в мою сторону:
– Туманов! А ну стоять! Вернитесь.
Вернувшись, я вопросительно посмотрел на него.
– Товарищ боец, потрудитесь объяснить, почему вы отказываетесь вести огонь по самолётам противника?
– Согласно письменному приказу товарищей из политуправления, – доставая из кармана приказ, пояснил я. – По их мнению, в кабинах сидят живые лётчики, будущие военнопленные, а военнопленных убивать нельзя, это бесчеловечно.
Комдив, изучив приказ, со злостью смял его, но тут же выправил и сказал мне:
– Можете сбивать немцев, я вам лично разрешаю.
– Письменный приказ, пожалуйста.
Приказ мне быстро оформили, штаб всё же, а когда я выходил, комдив передал приказ от политруков главному особисту, чтобы разобрался и вставил фитили этим двум придуркам. Оба политрука тут же находились и струхнули изрядно. Ситуация, конечно, интересная, но по мне так правильная: нечего лезть в те дела, в которых не разбираешься.
А снаружи как раз снова штурмовики появились, девять единиц. Я бросился к танку и открыл огонь. С ходу сбил троих, остальные ушли, из них трое с дымами. Пять лётчиков в этот раз было, всех в воздухе расстрелял, ветер их на немецкую территорию унёс, и никто ничего не сказал: авиация тут с утра уже у всех в печёнках сидела. А чуть позже обо мне пошёл слух, что я так немецких лётчиков ненавижу, что готов рвать их даже, не оставляю в живых вообще. Мол, кто-то из родных от их рук погиб. Эти слухи начали распускать особисты, чтобы оправдать мои «зверства». Хм, не такой и плохой этот старший дивизионный особист, когда ко мне не лезет.
Поработав с авиацией, я отогнал танк чуть в сторону. Тут высотных зданий нет, ничто не мешает. Подняв ствол почти до предела, я приготовился открыть огонь; чуть позже в какую-нибудь яму спущусь, чтобы задрать ствол ещё выше.
А теперь о возможности накрыть немецкие крупнокалиберные батареи. Тут да, есть один момент. В будущем создадут такие станции, которые могут отслеживать полёт снарядов и даже мин и точно вычислять, откуда их выпустили. У меня, кстати, такие станции в запасе тоже есть, хотя и немного, по паре единиц. Взор по дальности до немецких артиллеристов не достаёт, а я тут вдруг подумал: а видит ли он снаряды? В общем, начал отслеживать – и есть, видит. Я подключил вычислительные мощности всех четырёх големов и тут же получил координаты всех работавших по нам стволов. Так и узнал об этих шестнадцати батареях. Может, их и больше было, но работали пока только эти.
Так я случайно и узнал о ещё одной опции, что давал Взор. Раньше я об этом даже и не подозревал, вот и решил проверить и испытать, благо комдив дал добро, его немецкие гаубицы тоже достали. Если я сокращу их количество, мне только спасибо скажут. А может, и не скажут, тут с этим как-то просто: должен – делай. И за что благодарить? За сделанную тобой работу, которую ты обязан сделать? Вообще-то, не обязан, я зенитчик, если что, и на танке на добровольных началах.
И вообще, я раньше не замечал, а тут есть такое дело, приметил. Если ты родился в Советском Союзе, то ты обязан – да, просто обязан – ему всем и обязан делать всё, что пожелают власть имущие. Ты должник по жизни, причём устроено всё так, что ты добровольно идёшь на это, а если не желаешь – ты рвач и изменник, не советский человек. Да, вот такой вывод. Не обращайте внимания, это всякие мысли от усталости и недосыпа в голову лезут. Хотя с этим вдруг появившимся выводом сам я вполне согласен.
В общем, пока я собирал данные по стволам. Решил с крупнокалиберных начать, их тут не так и много, шестнадцать пока; вот средних стволов уже больше, батарей за двадцать наберётся – двадцать восемь по моим исчислениям. Из всего этого примерно треть работает по нашему району, остальные – по другим заявкам. Город большой. Миномётов под две сотни. Что ж, начинаем работать. Десять выстрелов с одного места, и меняем позицию. Не то чтобы я боялся, что меня засекут, просто на всякий случай, да и дань привычке.
Наконец я определился с одной батареей, в ней, кстати, пять орудий было, там как раз залп дали. Похоже, два орудия стояли рядом, между ними метров десять всего, вот там мой снаряд и должен лечь. Моя цель, как ни странно, не орудия, а расчёты, с таким фугасом шансов у них не будет. Жаль, результата не увижу, пойму, что накрыл, только если больше стрелять не будут. А выбрал именно эту батарею по той причине, что она и ещё две били по нашему госпиталю, иногда бывали прямые накрытия. У меня Взор уже на два километра девятьсот метров брал, и я видел, где ложатся их снаряды.
Разброс у моей короткоствольной гаубицы на большом расстоянии, конечно, немалый, но и близкие накрытия выводят расчёты и орудия из строя. Вот я и решил с этих трёх батарей начать. Так и работал: вижу, откуда снаряды летят, в том направлении и бью. Так я отработал все три батареи, потратив одиннадцать фугасов. Решил, что хватит, и ещё две заставил замолчать, эти уже по нам работали.
Открыв кормовой люк, я выбрался на корму; танк в это время ещё раз грохнул, накрывая очередную цель. Увидев сержанта из комендантского взвода, обходившего в стороне часовых, я подозвал его, и когда он подбежал, наклонился, ухватив его за шею, и прокричал ему в ухо:
– Трёх немцев видел! У одного вроде рация, по подвалам переходили. В том провале видел.
Сержант кричать не стал, только молча кивнул и, забрав бойцов, убежал в ту сторону, куда я пальцем ткнул. Немцев мне Взор показал, эти суки, пока до штаба добрались, успели шестерых наших убить: четырёх подносчиков боеприпасов в ножи взяли, санитара и раненого, что самостоятельно шёл в тыл.
Я же перестал вести огонь и начал менять позицию. Пора, а то увлёкся и уже два десятка снарядов выпустил с одного места. Несколько новых позиций благодаря Взору, я себе уже подобрал. А пока двигался, бойцы взяли тех немцев, одного убили, двух живыми: командир разведки дивизии приказал, очень свежие языки нужны. При этом своих потеряли, ещё один ранен ножом: тёртые волчары, взять их было непросто.
Встав на новой позиции, я сделал пристрелочный выстрел по одному миномёту, больно уж он нашим мешал. Пришлось задрать ствол до предела, но накрыл, после чего продолжил работать по крупным батареям. Всего три фугаса выпустил, и раз – всё, все батареи, в том числе и среднего калибра, перестали вести огонь. Похоже, немцы решили, что их видит русский корректировщик, и пока его ищут, батареи спешно перекидывают на запасные позиции, такой убийственный огонь им явно не понравился.
