— А что вы имели в виду?
— Я имел в виду семь часов вечера. Мне пришлось вчера выпить
восемь или десять стаканов джина с приятелем Кэдотта, чтобы узнать, где
прячется Джордж, и я хотел перед поездкой в Вальехо пару часов соснуть.
— И вы проспали?
— Да.
Фишер хрустнул пальцами. Его водянистые голубые глаза с
упреком смотрели на меня, и даже костяшки на его руках издавали какой-то
обвиняющий звук.
— Я надеялся, что к этому времени уже все удалось уладить.
— Кэдотт прячется. Мне пришлось предпринять героические
усилия, чтобы узнать его адрес.
— Почему он прячется?
— Ваша приятельница Лоис Марлоу посоветовала ему забраться в
какую-нибудь нору и не высовывать носа.
— А почему она посоветовала ему это?
— Надеюсь выяснить это в самое ближайшее время, — ответил я.
— Она хотела вывести его из игры, и ей это удалось.
Фишер пролепетал с несчастным видом:
— В данный момент, Лэм, Кэдотт, возможно, пишет письмо
Минерве. Он может даже просто снять трубку и позвонить. Он опасен. Мы не имеем
права терять ни секунды.
— Хорошо. Чего вы от меня хотите? Чтобы я позвонил этому парню
в четыре часа утра и сказал: «Послушайте, Кэдотт, вы не должны причинять хлопот
Фишеру, потому что это грозит ему многими осложнениями».
Такая тактика будет ему только на руку, он поймет, что вы
боитесь его, уверует в свою силу и начнет пользоваться ею. Кэдотт — это
ревнивый фанатик, который жаждет переделать мир.
— Что же нам делать? — упавшим голосом спросил Фишер. — Как
помешать ему связаться с Минервой?
— У меня есть одна идея, но я буду обсуждать ее только после
того, как получу свою кварту томатного сока.
Фишер расхаживал по комнате и трещал пальцами.
Этот звук напоминал пистолетный выстрел.
— Вы сняли комнату? — спросил я.
— Нет.
— Так снимите.
— Я не могу спать.
— Зато я могу.
— Вы уже достаточно спали, — тоном обвинителя сказал он.
— Скажу больше, — ответил я. — Я купил картину.
— Картину?
— Совершенно верно. Я купил ее на ваши деньги.
Она стоила пятьдесят семь долларов. Ее автор — Горас Даттон,
и она называется «Восход над Сахарой». Хотите взглянуть?
Он посмотрел на меня как на помешанного.
Я подошел к столу и развернул картину.
— Боже мой! — воскликнул он, отступив назад. — И вы купили
это?
— Совершенно верно. Это был единственный способ узнать адрес
Кэдотта. Кроме того, мне пришлось купить бутылку джина и выпить ее вместе с автором
этого шедевра.
В дверь постучали. Это официант принес заказ. Постукивание
льда в кувшине с томатным соком показалось мне сладчайшим звуком на свете.
Я налил сок в большой стакан, опустил туда лед, капнул
немного острого соуса, выжал лимон и стал с наслаждением поглощать это жидкое
пламя.
Фишер продолжал пялиться на картину Даттона.
— Хотите? — Я указал на сок.
Он покачал головой.
— Перед тем как подняться сюда, я выпил кофе. Мне ничего не
хочется. Лэм, все-таки меня беспокоит это дело.
— Еще бы!
— Мы должны выиграть время.
Я кивнул.
— Ну вот, — наступал он, — вы говорите, шантажисты действуют
с перерывами, так сказать, в рассрочку.
Первая плата является первым взносом.
Я снова кивнул.
— Но мы ведь можем уплатить и тем самым выиграть время, —
сказал он.
Я сделал себе еще одну порцию томатного коктейля.
— Вся беда, Фишер, в том, что это не шантаж.
— А что же это такое?
— Я еще не разобрался окончательно, но, по-моему, это
проблема для психоаналитика.
— Что вы имеете в виду?
— Мне кажется, Кэдотт чем-то обеспокоен. Он считает себя
грешником. Поэтому у него выработался комплекс, в силу которого он стремится
обнародовать грехи других людей и тем самым убедить себя, что он ничуть не хуже
остальных. Психоаналитики, наверное, подберут этому название, я его не знаю. Я
называю это попыткой искушения некоей вины. Кэдотт в каком-то смысле ведет
крестовый поход против порочного мира.
— Ну и что? — не понял Фишер.
— Когда совесть так мучает человека, он готов исповедоваться
любому, кто захочет его выслушать. Я не удивлюсь, если смогу уговорить Кэдотта
рассказать мне, что именно его беспокоит.
— И тогда мы бы поменялись ролями. Кэдотт был бы в наших
руках под угрозой разоблачения?
— Нет, я не имел это в виду. Мне кажется, что, если бы Кэдотт
облегчил свою душу, он бы успокоился и стал принимать жизнь такой, какая она
есть, а не старался бы изменить ее. Тогда бы он перестал терзать Лоис и сам не
мучился.
— Должно быть, Лэм, вы располагаете информацией, которой у
меня нет.
— А почему бы и нет? Ведь вы меня за тем и наняли.
— Можете не напоминать мне об этом, — сказал он.
— Подумайте сами. Живет парень с довольно-таки строгими
нравственными принципами, влюбленный в мисс, которой нравится общество, смех,
разнообразие.
По большей части он нормальный человек со всеми своими
достоинствами и недостатками, а потом вдруг становится мрачным, непреклонным
реформистом-фанатиком. Он считает, что вы поставили Лоис Марлоу в двусмысленное
положение, и пишет письмо, в котором угрожает испортить вашу репутацию. Он
собирается разоблачить вас, с тем чтобы Лоис Марлоу покаялась в своих грехах, а
вы признались в измене жене. Я приезжаю повидаться с ним, а он прячется. Ну как
все это согласуется?
— Не знаю, — признался Фишер.
— Я тоже не могу придумать этому никакого объяснения, кроме
моей теории. Парень эмоционально неустойчив. Вероятно, он угрожал не только
вам, но и другим мужчинам.
— И что из всего этого следует?
— Многое. Зависит от того, как именно он поступал с другими
испорченными — с его точки зрения — людьми. — Я отпил немного сока.
— Что ж, признаю, ваша идея звучит правдоподобно, — после
некоторой паузы произнес Фишер. — Но мне кажется, разумнее было бы заплатить
этому человеку.
