Репортер тут же побежал к телефону.
Глава 11
В Рино сыщик из «Риверсайд-отеля» уже связался с детективом
Крамером Лоусоном из местного отделения полиции. Морт Эванс и я присоединились
к ним.
Во время полета Эванс проникался скепсисом по отношению к
моей версии. Он мрачнел, и мои акции опускались ниже и ниже.
В Рино, узнав, что в камере хранения отеля лежит портфель с
дневником Кэдотта, Эванс немного повеселел.
Рино в штате Невада — это город, который бодрствует все
двадцать четыре часа в сутки. Наверное, некоторые жители все-таки спят ночью,
но это трудно выяснить. Зато в любой час ночи его улицы заполнены людьми, не
собирающимися ложиться в кровать. Именно для них работают игорные дома города,
рестораны и клубы.
Сидя в вестибюле «Риверсайд-отеля», можно познакомиться со
всеми категориями приезжих в Рино. Пижоны из ближайших городишек, разряженные в
ковбойские костюмы; туристы, проигравшие в рулетку больше, чем собирались, и
поэтому погруженные в мрачные мысли; туристы, выигравшие и пребывающие в
радостном возбуждении; туристы, восхищенные красотами города…
Большинство туристов приезжают в Рино на ночь-другую, это
единственный способ избежать полного банкротства или же сберечь свой выигрыш.
Но те, кому улыбнулась фортуна за игорным столом, сразу же воображали себя
великими везунчиками и просаживали огромные суммы.
Были в Рино и влюбленные пары, совершающие романтическое
путешествие. Для этих голубков — что выигрыш, что проигрыш — все было хорошо.
Они упивались друг другом и были счастливы одной лишь возможностью держаться за
руки. Романтика за деньги — дикий парадокс нашего времени.
Мы сидели в вестибюле, а время шло.
Эванс начал подремывать, потом поудобнее устроился в кресле
и негромко захрапел.
Крамер Лоусон игнорировал меня. Для него я был просто
балласт.
Я чертовски устал, но не мог уснуть. Ломал голову, пытаясь
придумать такой расклад карт, при котором я бы не остался совсем без взяток. Я
проклинал себя за верность клиенту, за то, что поехал в чертов мотель к
Кэдотту. Однако у меня было смутное чувство, что, если бы ситуация повторилась,
я поступил бы точно так же.
Эта черта моего характера беспокоила и Берту, и меня.
Мне не нравился Фишер, но, начав работать на него, я делал
все, что было в моих силах. Он был моим клиентом, этим все было сказано.
Зазвонил телефон, и бой подозвал детектива из Рино:
— Вас, мистер Лоусон, из полицейского управления.
Лоусон не счел нужным что-то сказать мне, но извинился перед
сыщиком из отеля и подошел к телефону.
Минут через пять он вернулся, и на его лице было написано
недоумение.
Он потряс Эванса за плечо, пытаясь его разбудить.
— А?.. В чем дело? — спросил тот, спросонья оглядываясь по
сторонам.
— Какого черта вы нас дурачите? — сердился Лоусон.
— Что вы имеете в виду?
— Почему вы нам не рассказали, что дело связано с похищением
Кросби?
— Я ничего не знаю о похищении Кросби.
— Черта с два не знаете… «Сан-Франциско экзаминер»
напечатала сегодня статью, а пресс-агентство распространило ее по всей стране.
Сегодня утром газета города Рино перепечатала ее. Вы дали им всю информацию: о
женщине с ее материнским комплексом, об усыновлении ребенка, о том, что выкуп
был только прикрытием… и, судя по статье, вы полетели на самолете в неизвестном
направлении в неизвестное место назначения, причем ваша поездка связана с вашей
версией.
Эванс побагровел и повернулся ко мне:
— Это, наверное, твоя очередная пакость…
Я ткнул его в бок:
— Посмотрите!..
В дверь отеля входил Горас Даттон.
Эванс оглянулся, заметил Даттона, повернулся ко мне и
сказал:
— Я собираюсь порадовать себя хотя бы тем, что не позволю
тебе затоптать этого несчастного. Ты прожженный, двуличный обманщик.
— Так вы хотите взять дело в свои руки и раскрыть убийство
Кэдотта или позволите этому делу просочиться сквозь пальцы?
Эванс зло посмотрел на меня, затем снова перевел взгляд на
Даттона.
За окнами светало, воздух в отеле был совершенно
неподвижным, каким-то застывшим. Свежесть раннего утра резко контрастировала с
бледными лицами людей, не спавших всю ночь. Свет электрических ламп казался
кричащим и слишком резким на фоне солнечных лучей.
Даттон даже и не подумал о том, чтобы как-то оценить
ситуацию.
Он окинул вестибюль отеля усталым взглядом человека,
которому пришлось проделать за ночь неблизкий путь на автомобиле. Мы едва
успели спрятать свои физиономии за развернутыми газетами. Впрочем, и без этих
мер предосторожности он мог не заметить нас. Усталость и эмоциональное
напряжение совсем доконали парня. Его жизненные силы были на исходе.
Он подошел к камере хранения и подал служителю квитанцию.
Тот отдал ему портфель.
Даттон направился к выходу, не замечая, что за ним следуют
детективы в штатском. Он подошел к своей машине и там был арестован офицером
местной полиции. Потом детективы вместе с Эвансом запихнули его в автомобиль и
отвезли в полицейское управление.
Через полчаса Даттон во всем признался. Полицейские не
хотели, чтобы я был свидетелем методов, которыми они пользовались при допросе,
но мне разрешили сидеть в соседней комнате, оборудованной микрофонами, в то
время как Даттон диктовал свое признание стенографисту.
Вкратце история была такова. Горас Даттон и Джордж Кэдотт
дружили. Они часто встречались, беседовали об искусстве, создавали новый стиль
в живописи…
Все это было до смерти деда Джорджа. Но затем Джордж сильно
изменился, стал раздражительным и начал подозревать свою кузину Кэролайн, жену
Даттона, в убийстве их деда. Это была сущая чепуха, но эта идея, зародившаяся в
болезненном мозгу Кэдотта, росла и давала свои плоды. Даттон ничего не знал о
подозрениях Джорджа, и они встречались как ни в чем не бывало.
Затем приехал сыщик из Лос-Анджелеса и начал разыскивать
Кэдотта. Тогда в игру вступила бывшая жена Джорджа Кэдотта Лоис Марлоу, которой
хотелось уберечь свое имя от газетной шумихи. Она посоветовала Джорджу
исчезнуть, припугнув его тем, что сыщик может обвинить его в соучастии в
убийстве деда. Кэдотт поехал в Вальехо и остановился там в «Роудсайд-мотеле»
под вымышленным именем. Перед отъездом он рассказал Горасу Даттону, куда
направляется, но не раскрыл полностью причину. Тут у Даттона появился сыщик Дональд
Лэм. Выдав себя за коллекционера, он купил картину Гораса и убедил его в том,
что ему удалось создать новое направление в живописи. Вне себя от радости
художник позвонил Джорджу, чтобы сообщить ему о своих радужных перспективах.
