— Ты выбрал смерть!
Аракиец поднял щит с топором и бросился в мою сторону. Я же побежал прочь, не забывая подавать ци в рукоятку кочеранга. Раны постепенно затягивались, но мне требовалось еще немного времени. Радовало, что артефакт не требовал сложных мудреных действий, активировался инстинктивно. Вряд ли в ином случае я смог бы во время боя заниматься самолечением.
Игра в кошки-хурглы длилась еще долгое время. Я носился рядом со сражающимися, прыгал по дилижансам, всячески защищался или уворачивался от опасных метательных топориков, и при этом успевал еще заниматься самолечением с помощью Кочеранга Целебной Оплеухи. Сати с Дарракой в целом продолжали теснить противника, так что я решил сосредоточиться на вожаке. Гурдонаку догнать меня все не удавалось, даже с применением огненного Шага — сказывалась общая массивность и медлительность аракийца.
Я увел следующего за мной по пятам главаря в лес, покинув дорогу с застрявшими дилижансами. Некоторое время мы еще носились меж зарослей, пока я не почувствовал, что все мои раны наконец затянулись. Из-за кровопотери чувствовалась слабость, да и только восстановленные мышцы с сухожилиями ныли, ощущались чуждыми и деревянными. Но в целом я почти смог вернуть былую форму. Главное, рана на лопатке затянулась — из-за нее я не мог наносить сильные удары.
Я остановился на краю небольшой поляны и повернулся лицом к противнику.
— Ты наконец решил принять бой, Сумасшедший Ублюдок?! — произнес запыхавшийся Гурдонак. — Твои раны… Как ты… Впрочем, какая разница? Я порубил тебя раз, порублю и второй!
— Не стоит делить шкуру неубитого кочегара…
Мы скрестили наши клинки, хотя, строго говоря, топор и кочеранг не совсем походили на клинковое оружие. Гурдонак был выше меня ростом и значительно тяжелее, так что я старался отступать и уворачиваться от ударов здоровяка. Кипящая Кровь несколько нивелировала разницу в силе. Можно сказать, практика в ульдханг мне пригодилась, хоть о бросках и захватах в настоящий момент никто и не думал. Я кружил вокруг аракийца, нанося дерзкие быстрые выпады. А от метаний кочеранга на средней дистанции Гурдонак приходил в натуральную ярость. Шаговый Разрез также делал свое дело, пробивая Барьер Адепта. Исцелив раны, я стал значительно опаснее. Не скажу, что сражаться с Острым Топором Гурдонаком было легко. Противостояние напомнило мне о битве с Бочкой Шином.
Воронка-щит и Клешня в целом справлялась с топором, а вот вражеский круглый щит-артефакт меня изрядно подзадолбал. Во время вспышек я пытался закрывать глаза, отворачиваться, уходить в сторону, один раз использовал Злодни для отвлечения. Но так и не смог толком приноровиться к ослепляющей особенности.
Поэтому решил лишить аракийца преимущества. Пользуясь своей скоростью, мне удалось обойти щит сбоку и дотянуться до кисти Гурдонака Клешней Рассекающего Поглощения, которая как раз набрала полный заряд. Треск алого Барьера, хруст костей, хлюпанье разрываемой плоти, и рука главаря вместе со щитом упала на землю. Правда, и мне в этот момент досталось краем топора в корпус. Багровый Барьер лишь немного сдержал удар.
Жуткий крик, полный боли и ярости, вспугнул лесную благодатную тишь, когда вожак разбойников потерял свою руку. Я сразу разорвал дистанцию и занялся самолечением. Гад мне чуть живот не вспорол. Гурдонак был весь покрыт ранами различной степени тяжести и протяжно дышал, сверкая на меня налитыми кровью глазами. В отличие от меня он не мог подлечиться. Ни одно целебное зелье не действовало с той же скоростью, что и мой облачный артефакт.
— Ты был достойным противником, Гурдонак Острый Топор, — обозначил я поклон.
— Не думай, что со мной покончено, Ублюдок! — рыкнул он и бросился в бой.
Однако шансов у главаря особых не было. Мне удавалось отводить атаки топора, в которые он вкладывал массу сил и духовного огня. И одновременно наносить раны кочерангом. Барьер Адепта начал сдавать — его резерв истощился. Закончилось все тем, что мощным ударом я снес Гурдонаку голову.
— Нет силы в грязных сальных волосах, — утер я выступивший пот устало.
Сам я физически хоть и ощущал слабость, был готов продолжать сражение. Клешня позволяла поглощать часть вражеской энергии, однако на исцеление ушло слишком много ци. Не став до конца потреблять искры Дао, я вернулся к дороге. Аракийцы все еще держались. Без нас с Гурдонаком силы оставались примерно равны. Вот только мой кочеранг внес решающую лепту, переломив ситуацию. Аракийцы, надо отдать им должное, сражались до последнего. Никто из них в плен сдаваться не собирался. Возможно, кипящая Кровь затуманила их разум, хотя, если судить по Дарраке, вполне обыденное для жителей гор решение.
Лишь после избавления от всех разбойников сражение затихло. Нас выжившие охранники приняли как настоящих героев-спасителей. Правда, многие солдаты узнали меня — я это видел по глазам. Тем не менее грубить и упоминать мое прозвище никто не решался. Учитывая, что из охраны остался всего с десяток человек потрепанного вида, они опасались, как бы мы не довершили начатое аракийцами и не захватили кортеж, перебив оставшихся защитников.
Солдаты разбирали трофеи, гоняли диких духов, помогали раненым. Даррака как обычно подставилась несколько раз и чуть не потеряла руку. Сати действовала более осмотрительно, но и ей понадобилась помощь.
— О, оружие босса тоже достигло облачного уровня? Неплохо, рокх! — похвалила Чонджул, которой я сшивал руку кочерангом. — Только чего такая отстойная особенность? Надо чего-нибудь убойное развивать, а лечиться и мазью можно.
— Если б не целебное свойство, мы бы все уже отправились на перерождение, — парировал я.
— Я слышала, что целебная особенность — большая редкость среди артефактов. Целители и того чаще встречаются, чем духовные предметы. Тем более, в оружии практически не встречается, — поведала Сати. — Ведь исцеление и калечение плохо сочетаются. Говорят, надо обладать поистине добрым и благочестивым сердцем, чтобы овладеть зеленым огнем…
— Доброе сердце у Ублюдка Ли? Ха, вот умора! Ауч! Полегче, босс! — скривилась Даррака, когда я дернул ее руку, чтобы выпрямить.
С наиболее опасными повреждениями близких союзников я покончил. Среди охраны еще было много тяжелораненых, вот только мой резерв изрядно просел после сурового боя и сеансов исцелений. Всем я помочь не мог.
— Госпожа Хван, все нападавшие перебиты, — уведомил один из выживших офицеров третий дилижанс. — Но советую вам оставаться внутри. Снаружи может быть опас…
Дверца резко отворилась, и по ступенькам дилижанса быстро сошла девушка. Судя по всему, молодая. Изящные одежды и темная вуаль скрывали ее фигуру, лицо и вместе с этим возраст.
— Хван — так зовут правящий род Ванкуен, — пояснила Сати, зная, что я плохо разбираюсь в именах гунов и ванов.
— Я сама решу, что мне делать. Как наши люди? — раздался требовательный голосок.
— Выше высочество, командир Фуен погиб, сражаясь с Острым Топором Гурдонаком. Я, десятник Шанти, принял временное командование.
