Но вот и оно. Высится жуткой громадой впереди. И красиво вроде… и страшно до чёртиков.
Альма деактивировала Туни. Сделала его миниатюрным и тут же упрятала в карман. Облизала губы.
Что дальше делать?
Дверей не видно пока. Стучать не во что.
Альма чуть не до крови закусила губу. И заорала, пока страх не пересилил:
– Ангел, Мегера, Паук! Я здесь! Душу принесла!
Минута. Долгая, мучительная, как пытка.
И вот золото задрожало, зашевелилось… Открыло вход, впуская её.
Впереди ждала Мегера. С распростёртыми объятиями ждала.
Как родная тётушка.
– Чего желаешь, лапонька? – в жестяном голосе ни капли ласки. Зато вокруг…
Альма почти перестала дышать. Такое буйство красок внутри проклятого града. И рубины, и сапфиры, и изумрудные поля… Инкрустация, роскошь неземная, абстрактная…
И это, последнее слово заставило голову включиться.
Альма взмахнула рукой, пустив на Мегеру свою абстракцию. Щит с живым рисунком – прямо в глаза. Успела свернуть влево, чтобы схорониться за колонной.
– Чертовка! Обманула! – взревела машина – и без предупреждения расхохоталась. – Ангел, Паук! У нас гостья, да неспроста!
Скрипы, шорохи, лязги.
Троица в сборе.
Троица начинает игру.
«Без паники. Вперёд, Альма!» – голосом Мигеля прозвучало в мозгу.
Прикрывшись иллюзиями, словно плащом-невидимкой, Альма на чистом везении одолела пару залов. На волосок разминулась с Пауком, что щупал пространство солнечно-золотыми лапами…
И увидела, наконец-то увидела то, что ей было надо.
Она поняла, что это, с первого взгляда. Признала коллекцию душ. Запертые в стеклянные, позолоченные колбы, они походили на призраков или завитки дыма. Такие же печальные, одинокие… без своих тел.
Но хуже всего было не это. Душ были сотни. Где найти Мигелеву?
Альма пробежала вдоль первого ряда. И на третьей колбе в кармане что-то дёрнулось.
«Гелиотроп!»
А где-то недалеко – лязг.
Времени на размышления не было. Альма схватила колбу…
Скрежет. Прямо над ухом.
Мегера.
Альма кинулась прочь. Нырнула в груду вещей за поворотом. Наткнулась на золотой сундук и вскрикнула, упав.
Лодыжка хрустнула.
Колба выпала из ослабевшей руки и разбилась на части. Завиток души слетел на пол. Стал растворяться… Исчезать.
«Нет! Нет!..»
Повинуясь взмаху руки, из кармана выкатился гелиотроп. Подарок Мигеля. Коснулся почти прозрачного завитка и…
Альма забыла, что значит – дышать.
Камень принял её. Душу.
Принял!
А дальше всё случилось быстро.
Освобождённый Туни вырос у колен и послушно раскрыл пасть. Принял великую ценность на хранение.
– А теперь – лети!
Раскрылись слюдяные, радужные крылья. Укрыла гонца-спасителя последняя абстракция.
Альма опустила руку. Стиснула зубы.
Встретила Мегеру смелым взглядом.
Туни успеет. Он выберется из проклятого города. Принесёт душу хозяину.
Альма успела. Она – победитель.
…Медная рука протянулась. Почти ласково провела по волосам.
«Прощай, Туни. Прощай, тётя Рамона. Прощай, Мигель. Проща…»
Уголёк для принцессы
Закусив травинку, Ветер лежал среди одуванчиков. Улыбался мыслям, щурясь, глядел в небо… и пытался понять, что же сулят облака.
Его тёзка, орудуя незримым хлыстом, гнал небесных барашков. Порой, отвлекаясь, слетал к земле, что дышала жаром. Дёргал седые пушинки, срывал пахучие лепестки. Тревожил птиц, успевших прикорнуть в тенёчке…
…И лишь одна Пичуга оставалась ему неподвластна.
Над ухом чирикнули. Затем – будто перелистнулись страницы.
Ветер выплюнул травинку и, сев, взглянул на странного воробья.
– Долго же ты, дружок!
Пичуга вспорхнула ему на плечо. Ткнулась острым клювом в щёку – точно иголкой кольнула – и слетела обратно на землю.
– Подлиза… Ладно уж, не сержусь. Ну, развернись, покажи!
По воробью прошла дрожь. Вот нахохлился, как больной, чирикнул снова…
Секунда – и на месте чудно́й бумажной птицы лежит лист. Пергамент, полный магии.
Ветер подхватил его, вгляделся, словно провидец в воду… Глаза тут же затянуло дымкой. Пальцы паучьими лапками прошлись по всем царапинам и пятнам листа, ноздри хищно шевельнулись.
Вот капля – алая клюквина. Но пахнет солью и железом. Это Пичуга, притворяясь листом, вертелась у лавки мясника. Перед мысленным взором сразу вспыхнула щекастая рожа. Мелькнул тесак в волосатой руке.
Вот тёмный след, отпечаток копыта… И карета, что уносится вдаль. Окошечко и бритвенно-острый профиль в нём.
Ветер хмыкнул. Продолжил смотреть.
Богата Столица чужого Королевства. Ох богата… Ветер глядел, фыркал, да удивлялся, куда его занесла Богиня Судьба.
Свободный, как перекати-поле, Ветер гонял по свету: котомка за спиной, Пичуга в руке, улыбка на лице… Маг-недоучка. С капелькой, росинкой способностей.
Да жаждой писать. Сказания чуждых народов.
– Ладно, пошли дальше, Пичуга… – заскучав, бросил Ветер, не досмотревший видения.
Но тут в глазах его почернело. И на пергаменте, не успевшем свернуться, чернилами расплылось…
– Так. А это ещё кто?
***
…В ночь, когда у Короля родилась наследница, в небе грохотал гром.
Но больший, куда больший гром разразился, когда стало понятно: изменила Королева. Обрюхатил её один рыцарь.
Неверная успела сбежать, бросила дитя кукушкой. Но длань королевская, карающая, всё равно пустила вслед мстителей.
Король-ведьмак не стерпел оскорбления. Добился-таки крови. А после – долго смотрел на чёрные волосы «дочери», играли желваки на его скулах…
– Ненавижу! – вдруг выдохнул Король. – И все тебя ненавидеть будут! Никто не полюбит, не узнаешь любви! Никогда!..
Взмахнул Король рукой. Брезгливо, точно отгоняя муху. Ударило заклятье в девочку…
И обратило.
– …Теперь в темнице сидит, у Арены, – вздохнув, договорил старик и отпил пива. Стёр пенку с тонкой, похожей на дохлого червя, губы, и тихонечко добавил: – Илга моя всё подачки ей носит, еду человеческую. Кормилицей у принцессы была… А она рычит, огрызается… Совсем озверела в своём закуте.
