Они побороли свою гордость и попросили бывших преподавателей, однокурсников и коллег оценить их состоятельность как приемных родителей. Даже местному полицейскому участку пришлось давать свое одобрение. Было несправедливо и оскорбительно подвергаться такому количеству проверок и выставлять душу напоказ, в то время как большинству пар не нужно получать ни от кого одобрения для того, чтобы стать родителями. Но они выполнили все, что от них требовали, подали заявление и долго ждали. Им сказали только, что, скорее всего, это будет уже немного подросший младенец, может быть, не совсем здоровый и почти наверняка девочка.
Тяжело дыша, Сомер подбегает к больнице и направляется в палату, в которой работает Крис.
— Вы его не видели? — спрашивает она медсестру на посту и, не дожидаясь ответа, идет дальше. Она заглядывает в комнату отдыха медперсонала, но там никого нет. Затем просовывает голову в каморку дежурного, ненароком будит задремавшего интерна и наконец снова возвращается на пост.
— Я отправлю ему сообщение на пейджер, — говорит медсестра.
— Благодарю.
Сомер садится на один из жестких пластиковых стульев, стоящих рядом. Постукивая ногой от нетерпения, она борется с искушением взглянуть на конверт. До нее доносится голос Криса, а в следующий миг Сомер уже видит, как муж идет по коридору в ее сторону. По холодному выражению его глаз и двигающимся по лицу желвакам Сомер понимает, что он распекает молодого ординатора, с удрученным видом шагающего рядом. Лицо Криса остается серьезным даже после того, как он замечает жену. Только когда она встает и протягивает большой конверт, у него на лице проступает слабая улыбка. Крис отпускает ординатора и большими шагами подходит к ней.
— Это оно?
Сомер кивает. Муж ведет ее за локоть к ближайшей лестничной клетке. Супруги садятся рядом на верхней ступеньке, вскрывают конверт и вытаскивают пачку документов с прикрепленным сверху полароидным снимком. У малышки на фотографии черные кудрявые волосы и поразительные миндалевидные светло-карие глаза. Она одета в простое платьишко, а на ножке виден тонкий серебряный браслет. Девочка с любопытством смотрит в объектив.
— Боже ты мой, — шепчет Сомер, невольно поднося руку ко рту. — Она прекрасна.
Кришнан копается в сопроводительных документах и читает:
— Аша. Так ее зовут. Возраст — десять месяцев.
— Что означает ее имя? — спрашивает Сомер.
— Аша? «Надежда», — муж с улыбкой смотрит на Сомер. — Оно означает «надежда».
— Правда? — Сквозь слезы у нее вырывается короткий смешок. — Значит, она будет нашей? — Сомер хватает Криса за руку и, переплетя его пальцы со своими, целует. — Это прекрасно, просто удивительно.
Она кладет голову мужу на плечо, и вместе они любуются девочкой на фотографии.
Впервые за долгое время у Сомер становится легко на душе. Как такое может быть? Я влюбилась в этого ребенка, хотя нас разделяет полмира.
Уже следующим утром супруги отправляют в приют телеграмму, где сообщают, что едут за своей дочерью.
* * *
В эйфории долгий перелет в Индию проходит незаметно. Сомер много из-за чего беспокоится. Это ее первая поездка в Индию, она впервые встретится с большой семьей Кришнана, увидит места, где он вырос и о которых рассказывал ей все эти годы. Но в первую очередь, закрывая глаза, Сомер представляет себе тот миг, когда возьмет на руки своего ребенка. Фотография Аши лежит у нее в кармане, и женщина часто достает ее, чтобы взглянуть еще раз.
Этот единственный снимок напрочь лишил ее сомнений и заставил воплотить задуманное в жизнь. Она не могла заснуть всю ночь и представляла себе милое личико дочки. На работе Сомер сверилась с таблицами веса и роста и заволновалась по поводу Ашиного веса. Они подготовили дом, другие родители из агентства поделились с ними своим опытом, но Сомер и Крис все равно не вполне понимали, чего ждать после прилета в Индию. Их предупредили о боязни чужих, культурном шоке, отставании в развитии, плохом питании детей и прочих сложностях такого усыновления. Тем не менее, пока другие пассажиры, услышав детский визг, закатывали глаза, Кришнан и Сомер только крепче сжимали руки друг друга и обменивались взволнованными взглядами.
Они выходят из самолета в Бомбее, и аэропорт окатывает Сомер волной океанского воздуха, специй и человеческого пота. Борясь с дремотой, она проталкивается сквозь толпы народа к контрольно-пропускному пункту. Еще до того, как супруги успевают добраться до багажной ленты, к ним подбегают несколько мужчин. Они хватают Криса и Сомер за одежду и что-то тараторят. Сомер охватывает паника, но она идет через сутолоку вслед за Кришнаном, наблюдая за тем, как он спокойно управляется с народом, очередями и парой случаев мелкого вымогательства по ходу дела.
Оказавшись на улице, Сомер ощущает, как влажность, подобно шали, опускается ей на плечи. У выхода из аэропорта автомобили слепят фарами и сигналят. Они с Кришнаном усаживаются на потрескавшееся виниловое сиденье чахлого такси. Сомер смотрит, как муж крутит ручку, опуская стекло, и делает так же. Кришнан глубоко вдыхает и с улыбкой смотрит на Сомер.
— Бомбей, — говорит он, сияя, — во всей своей красе. Как тебе?
Сомер только кивает. По дороге Кришнан показывает достопримечательности: изящную мечеть вдали, известный ипподром. Но все, что видит Сомер, — это ветхие здания и грязные улицы, проплывающие за окном подобно бесконечной кинопленке. В первой же пробке машину окружает толпа попрошаек в рваной одежде. Они суют руки в открытое окно со стороны Сомер, пока Кришнан не наклоняется, чтобы поднять стекло.
— Просто не обращай на них внимания. Отвернись, и они сами уйдут, — объясняет он, уверенно глядя вперед.
Сомер смотрит на стоящую у машины женщину. К ее ноге прижимается истощенный ребенок. Она молча подносит пальцы ко рту, показывая, что хочет есть. От такси женщину отделяет не более чем тридцать сантиметров. Даже через стекло Сомер ощущает нужду и отчаяние несчастной. Усилием воли она заставляет себя отвернуться.
— Ты привыкнешь, — говорит Крис и берет жену за руку. — Не волнуйся, мы уже почти добрались.
Сомер любопытно увидеть дом, в котором прошло детство Кришнана. Он никогда не рассказывал подробностей о своей семье, только самое главное, что его отец — уважаемый врач, а мама дает частные уроки и занимается благотворительностью. Сомер встречалась со свекрами лишь раз, пять лет назад, когда те приезжали к ним на свадьбу в Сан-Франциско.
Родители Криса пробыли у них неделю, но это было очень занятое время, она разрывалась между работой и приготовлениями к свадьбе. Когда у Сомер наконец появлялась возможность побеседовать с гостями, разговор крутился только вокруг погоды. Родители Криса сетовали на то, что на дворе лето, а на улице холодно, обсуждали предстоящую свадебную церемонию на сорок человек в парке Золотые Ворота и заведения поблизости, где подают вегетарианские блюда, — пиццерию и пекарню. Мать Криса каждое утро готовила на плите чай и исследовала скудное содержимое их кухонных шкафов. Отец изучал газету, словно собирался прочитать каждое напечатанное в ней слово. Убегая на работу, Сомер чувствовала смесь вины и облегчения. В какой-то момент она поинтересовалась у Криса, все ли в порядке. Сомер не покидало ощущение, что его родители что-то скрывают.
