— Расскажи, каково это? — не раз просила его Сомер. Индия очень занимала ее. Она представляла себе раскачивающиеся на ветру высокие кокосовые пальмы, теплый морской бриз и экзотические фрукты. Сомер никогда не была за границей, если не считать поездок в Канаду к бабушке с дедушкой. Ей всегда хотелось иметь большую семью, такую, как описывал Кришнан: двух родных братьев, с которыми они были бы неразлучны, и кучу двоюродных. Народу у них хватало на целую команду для импровизированных матчей в крикет во время семейных торжеств. Как единственный ребенок в семье, Сомер сохранила особые отношения с родителями, но она не могла избавиться от чувства, что из-за отсутствия братьев и сестер она чего-то недополучила в жизни.
Первые годы учебы жизнь была безоблачной. Их окружали друзья, все они преследовали общие цели. Это были скромные студенческие будни. Все вокруг постоянно учились, и мира за границами кампуса Стэнфордского университета просто не существовало. Война во Вьетнаме закончилась, президент Никсон сложил полномочия, и началась эпоха свободной любви. Сомер часами демонстрировала Кришнану, как водить машину по правой стороне дороги. Позже Крис говорил девушке, что она не заставляла его смущаться своей непохожести, и он это высоко ценил. Но сама Сомер считала, что у них с Кришнаном больше сходств, чем различий. Ведь она была женщиной в мире мужчин, а он был иностранцем в Америке. И прежде всего они оба были грызущими гранит науки студентами-медиками.
Сомер по уши влюбилась в Криса еще до первых экзаменов. Впервые что-то произошло в ее жизни без особых усилий с ее стороны. И очень скоро они уже не представляли себе будущего друг без друга. На последнем курсе парочка начала обсуждать направления, по которым каждый из них должен был пойти учиться после получения диплома: она выбрала педиатрию, он — нейрохирургию. В Калифорнийском университете в Сан-Франциско были сильные программы ординатуры по обоим направлениям, но и конкурс был высоким.
— На что мы можем рассчитывать? — спросил Кришнан у Сомер.
— Даже не знаю. По моей программе шесть мест и где-то пятьдесят кандидатов. Получается, мои шансы — десять процентов. У тебя явно еще ниже.
— А что, если нам попробовать подать общее заявление? — предложил Кришнан. — Как паре. Как семейной паре.
Сомер взглянула на него.
— Я думаю… вероятность поступить стала бы выше. Погоди… Так ты этого хочешь?
Тень улыбки пробежала по лицу Кришнана, и он пожал плечами.
— Ну да, а ты разве нет?
— Да, — сказала Сомер и тоже улыбнулась. — Я помню, что мы уже говорили об этом, но чтобы прямо сейчас…
— Ну, это имеет смысл. Тебе не кажется? Если мы оба уверены, что хотим этого, значит, это всего лишь вопрос времени.
Он взял ее руки в свои и заглянул в глаза.
— Что касается меня, то я уверен. Прости, что не приготовил ничего, чтобы соблюсти формальности. Я понимаю, это не самое романтичное предложение руки и сердца, — сказал Кришнан и снова улыбнулся.
— Да все хорошо, — сказала Сомер. — Мне ничего такого и не нужно.
— Я знаю.
Он поцеловал ее руки.
— За это я тебя и люблю!
Они быстро съездили в административный центр округа и договорились, что настоящую свадьбу устроят позже. После окончания университета, стремясь начать новую главу в жизни, они вместе отыскали небольшую квартирку рядом с больницей при Калифорнийском университете.
* * *
Раздается громкий стук в дверь.
— Доктор Уитман?
— Да-да.
Сомер ставит на место модель человеческого сердца и поднимается из-за стола.
— Уже иду.
5
ДОЛГАЯ ДОРОГА
Дахану, Индия, 1984 год
Кавита
Едва забрезжил утренний свет, как Кавита и Рупа вышли из деревни. Шрамы Кавиты совсем свежие, тело еще восстанавливается. Но несмотря на беспокойство сестры, она твердо намерена отправиться в дорогу.
Вчера Кавита упросила Рупу показать ей расположенный в городе детский приют. За шесть лет Рупа уже родила четверых детей. Поэтому, когда появился пятый, она отыскала сиротский приют в Бомбее. Кавита знала об этом, хотя в деревне ни о чем не говорили. Рупа согласилась помочь сестре, хотя это было рискованно. Даже если женщины одолеют дорогу и не пропадут в городе, им придется столкнуться с гневом мужей после возвращения.
Уже достаточно тепло, вода почти впиталась в грунтовые дороги, и о дожде напоминают лишь редкие лужи на обочинах. Но к концу дня исчезнут и они, высушенные солнечными лучами. Пешком до города нужно идти несколько часов. Но женщинам улыбается удача: в соседней деревне их сажает на арбу мужчина, который везет в город урожай сахарного тростника. Закрывая кончиками сари глаза и рты от летящих из-под копыт животных клубов пыли, сестры сидят между мешками из грубой джутовой ткани. Арбу сильно трясет, а жгучее солнце нещадно палит, поднимаясь в небо все выше.
— Бена, приляг ненадолго. Отдохни хоть чуть-чуть, — предлагает Рупа, протягивая руки, чтобы взять младенца. — Я подержу ее. Ну же, отпусти ее к маси, — говорит она и слабо улыбается сестре.
Кавита качает головой, не отрывая взгляда от простирающихся вдоль дороги полей. Она понимает, что Рупа пытается облегчить ее боль, которая только ждет ее впереди. Сестра рассказала, с каким трудом в прошлом году она отдала в приют собственного ребенка, хотя у нее уже было четверо детей. Она призналась Кавите, что не перестает ночами думать о том младенце, о своей кровиночке, оставленной неизвестно кому. Но Кавита не упустит ни мгновения из того недолгого времени, что дано ей провести с дочкой. В Бомбее она перенесет все уготованные ей муки, но не раньше.
* * *
Уже в детстве Кавита выделялась среди остальных детей своими взрослыми поступками. Вместо того чтобы резвиться под первыми струями муссонных дождей, она бежала снимать сушившееся на веревках белье. Когда они нашли на краю поля сноп срезанного сахарного тростника, Рупа ухватила столько, сколько могла унести, и жевала волокнистые стебли всю обратную дорогу. Кавита взяла всего один стебель, чтобы после обеда приготовить чай родителям. Когда настало время подыскивать Кавите жениха, ее родные сделали все, чтобы заурядная внешность не помешала ей устроить жизнь. Тщательно подводя сестре веки черной сурьмой, Рупа напоминала:
— Не забудь, когда он придет, поглядывай на него мельком, так, чтобы не встретиться с ним взглядом, но чтобы он успел увидеть твои глаза.
Сестра надеялась, что потенциальный жених Кавиты будет пленен самым большим достоинством девушки — удивительными светло-карими глазами.
Но когда к ним приходили свататься, Кавита с трудом выдавливала из себя даже сдержанную, как ее учили, улыбку. И перспективный жених находил причины и отказывался от партии. Только когда родители наскребли для Кавиты несоразмерное с их доходом приданое, им удалось выдать дочь замуж. Они считали это своим долгом. И хотя с Джасу бывало сложно, Кавита понимала, что должна быть им благодарна. Другие мужья в деревне были ленивыми, били своих жен или спускали заработок на спиртное. Но ни одна девушка не пожелала бы стать старой бичари — бедной одинокой женщиной, лишенной мужского покровительства.
