– Да я, собственно, уже все рассказала.
– А ты на что-то надеялась?
– Да нет, пожалуй… Хотя он мне понравился… Очень, – вздохнула Оксана.
– Ты говоришь, он тут был у тетки. Он разве еврей?
– Нет. Брат его матери был женат на моей соседке, а она как раз еврейка.
– Что за женщина?
– Хорошая, умная, сердечная. Он у нее как-то отогрелся. И еще подобрал на улице котеночка…
– И что?
– Буквально помешался на нем и увез в Москву.
– А на тебе, похоже, не помешался…
– Выходит, так, – горько вздохнула Оксана.
– И ты с этим смирилась?
– Как говорится, насильно мил не будешь… Да ладно, Сонь. Не бери в голову. Мало ли что с нами, бабами, случается.
– Неверно излагаешь! Надо говорить: мало ли мы с кем, бабы, случаемся…
– А ты циничная…
– Ладно, черт с ними, с мужиками! Ты видела, как Фрида перекосило, когда после твоего гениального вопроса разговор оживился? Он ведь сперва сидел, вроде как улыбался поначалу, а потом все каменел… Я за ним внимательно наблюдала!
– Зачем?
– Любопытно.
– Скажи, а почему он Андре? Он что, из Франции?
– Нет, из Нижнего Новгорода. Вообще-то он Андрей Фридлянд.
– Он в России издается?
– Издавался одно время, но что-то там не срослось. У него характер мерзкий. Понимаешь, я знакома с его двоюродной сестрой. Она с ним не общается.
– А семья у него есть?
– Есть. Семья, говорят, хорошая… Понимаешь, у него явно комплекс непризнанного гения, а это тяжелый диагноз…
– А лицо у него очень хорошее, красивое, породистое…
В этот момент Зюня поднялась на задние лапки, а мордочку положила на стол.
– Это она говорит, что породистая она, а не какой-то там писака-неудачник!
– Почему он неудачник?
– А ты как думала? Какие у него в Израиле тиражи? Смех один. А в России могли бы быть в разы, в разы больше! Ему предложили печататься под своей фамилией, чтобы читатель понимал, кто есть кто. А он отказался. Ну, они его и послали…
– Не поняла…
– Чего ты не поняла?
– Зачем издателям в России нужна его настоящая фамилия?
– Чтобы читатель не думал, что Андре Фрид француз или там канадец, а Андрей Фридлянд вполне понятно, наш… то есть просто еврей, но наш…
– Теперь поняла. Ну, это, в конце концов, его дело и его право.
– Конечно. Да черт с ним! Скажи лучше, у тебя фотка доктора есть?
Оксана слегка замялась.
– Есть вообще-то…
– Покажи!
– Понимаешь… Это я в интернете нашла…
– Какая разница! Покажи!
– Вот!
– Ох, какой славный! Улыбка такая… Он рыжий что ли?
– Ага, рыженький.
– Глаза у него добрые, веселые…
– Нет, сейчас они у него совсем невеселые…
– Оксанка, не будь дурой, позвони ему!
– Нет, не буду. Не хочу навязываться.
– Да о чем ты! Ты в Израиле, он в Москве. У каждого своя жизнь, но между вами все же что-то было, и ты совершенно не знаешь, о чем он там думает. Может, ему кажется, что в его нынешнем состоянии он тебе не нужен. Может, тоскует там по тебе, боится быть навязчивым…
– Да вряд ли… Может, ему просто западло иметь роман с парикмахершей…
– Ой, как интересно! Ты, оказывается, комплексуешь из-за своей профессии, в которой ты, между прочим, преуспела больше, чем в музыке… Вот не думала!
– Да нет, Сонь, я вовсе не комплексую… – слегка смутилась Оксана, – просто в Москве все по-другому…
– Вот именно! В Москве так же, как везде, ориентируются на интернет, а не на старые сословные предрассудки. И поверь, там классный парикмахер теперь котируется куда выше, чем задрипанный преподаватель музыки.
– Вероятно, ты права, – не без горечи усмехнулась Оксана. – Да только мой рыжий доктор не признает соцсети и ориентиры у него старые…
– А, я все поняла! Ты просто трусиха, элементарная трусиха! – хлопнула в ладоши Соня, а ее собачка вдруг тихонько тявкнула, словно подтверждая слова хозяйки.
– Вот видишь, я не одинока в своем мнении, – засмеялась Соня.
Оксана тоже расхохоталась.
– Ох, как мне хочется завести собаку…
– И что мешает?
– Да хозяин квартиры против.
– Так смени квартиру!
– Ох, нет! Я там привыкла, соседи хорошие, море рядом…
– А ты чихуашку заведи, совсем кроха!
– Ой, ладно, Сонь…
– Хочешь сказать, чужую беду руками разведу? Только у тебя это все не беда, а так… Дурь и комплексы! Я удивляюсь, как у тебя духу хватило мужика своего выставить… Похоже, ты на этот поступок все свои резервы потратила.
– Может быть, но я еще соберусь с духом…
Жизнь между тем постепенно входила в привычную колею. Человек ко всему привыкает, а поскольку доктор Симачев по натуре был скорее оптимистом, то, обретя новую работу, стал радоваться всяким мелочам. Теперь у него была однокомнатная квартира, хотя вступая в последний брак, он был обладателем трехкомнатной, принадлежащей еще его родителям. Да и ладно! Однокомнатную куда проще убирать, а жалеть о материальных благах неинтеллигентно, как учила его бабушка. Он и не жалел. Он даже заставил себя практически не думать о своем треморе, поскольку молодые ребята, с которыми он работал, были на диво тактичны и с восторгом смотрели ему в рот. Талантливые, перспективные, умные, они частенько просили его присутствовать на их операциях. И он почти никогда не отказывал, хотя это и нелегко ему давалось.
Однажды старый приятель Матвей Анатольевич заявил:
– Игоряша, просьба к тебе…
– Я весь внимание!
– Не мог бы ты месячишко поработать на поликлиническом приеме? Кто тебя лучше разберется в том, нуждается пациент в операции или нет? Борис попал в аварию, слава богу, не слишком серьезную, но месяц уж точно работать не сможет.
– Не вопрос. Сделаю, – пожал плечами Игорь Анатольевич. – Когда приступать?
– Завтра, с десяти до двух.
– Хорошо. Я с этим делом знаком. В прежней клинике тоже вел такой прием.
– Ох, спасибо, Игорь, бесценный ты кадр. Кстати, можешь приезжать к десяти, чего зря суетиться.
– Да нет, я уж лучше как все. К восьми, привычнее как-то.
Сама клиника и операционные размещались на четвертом и пятом этажах, а поликлиника на втором. Его новый кабинет был хорошо оборудован.
