«Что же делать, что же делать? – металась я мыслью. – Выбросить пистолет? Но как можно так поступить с чужой вещью? Но эта чужая вещь явно с криминальным душком! Память услужливо нарисовала образ Василия. Во всей красе. Вместе с лысой головой и перебитым носом. Он, конечно, не пристрелит меня сразу – из благодарности – все-таки я возилась с его собакой какое-то время, но все же будет не очень доволен пропажей оружия. Может быть, пистолет ему дорог! Как память! Кроме того, пистолет этот может кто-нибудь найти. Даже если утопить оружие в ближайшем глубоком пруду…»
Воображение рисовало душераздирающую картину. Летний знойный день, стрекозы недвижно зависают над разнотравьем, мальчишки, поднимая фонтаны брызг, резвятся в пруду. И вот один ныряет и извлекает со дна некий предмет. Русые, взъерошенные головы склоняются над таинственным свертком… А потом…
Этого нельзя допустит! Пусть уж оружие побудет у меня. Так пистолет, по крайней мере, будет в надежных руках.
Но зачем я поехала на притравочную станцию? Даже можно сказать, поперлась? Чтобы выполнить обещание, данное хозяйке элитного Бром Исаевича? Чтобы поддержать в Матильде и Буби охотничий инстинкт?
Нет, я еду на притравочную станцию, чтобы найти выход из тупика. А искать выход надо начиная от печки. Да, да, если заблудился, вернись на исходную позицию и попытайся выбраться иным путем.
Как только собаки коснулись своими лапами земли – обе задрожали. Хотелось думать, что от промозглости. Да, да. Они просто замерзла. Таксы вообще мерзлячки. Потому что лысые и коротконожки. Их охотники по лесу до всамделишной-то норы и то несут в рюкзаках. Чтобы не устали. Чтобы не замерзли.
Люди и собаки – толпились возле пространства, огороженного проволочной сеткой, где, собственно, и происходила притравка. Внутри этого вольера – искусственная нора – бетонная, чуть выступающая из земли восьмерка. По ней бегала лиса. Я знала, что собака должна лису:
А. Облаять. Это диплом 3-й степени.
Б. Сделать несколько «разменов» – загнать лису в тупичок, а потом вытурить лису оттуда, поменявшись с ней местами. Диплом 2-й степени.
В. Схватить «по месту» – то есть за самое горло или вообще выгнать лису из норы. Диплом 1-й степени.
– О, о, Цедра пошла, во-во, размен делает, слышите? Да, разве это лиса? Наташ, что ж ты против Цедры-то такую дохлую лису выставила? Цедра ж ее задушит. Слышишь? По месту взяла. Гадом буду, по месту взяла, – комментировал происходящее где-то под толщей бетона седовласый, вполне приличного вида господин. И спросил почему-то у меня: – Вы знаете, какой основной признак породы таксы? – И сам ответил: – Мертвая хватка.
Матильде, как суке, для того чтобы удовлетворить притязания тщеславного папашки Бром Исаича на элиту и самой выгодно выйти замуж, надо было получить диплом всего лишь 3-й степени. То есть хотя бы облаять лису в норе.
Когда подошла моя очередь вводить такс в вольер, притравщица Наташа – плотная, круглолицая, улыбчивая деваха, со свидетельством доброго отношения к животным – шрамом-укусом возле губы с удивлением посмотрела на меня и Буби:
– А Василий где?
– Вот мы его тоже ждем, – уклончиво ответила я.
– Буби – воин, – сказала Наташа, а Мотю назвала трепетной ланью.
Матильда и правда нервно суетилась, подрагивала ушами, настороженно озиралась и, в сущности, не проявляла никаких охотничьих инстинктов. В отличие от таксы Буби, которая, туго натягивая поводок, настойчиво рвалась в нору.
Восьмерку собака Василия прошла блестяще. Лис забился в угол, и, если бы не Наталья, Буби растерзала его на мелкие клочки. Во всяком случае, когда Наташа извлекла ее из норы, черно-подпалая Буби долго еще хрипела, плевалась, сипела, скулила и все еще была полна решимости добить ненавистного врага в его же логове.
– Вы только посмотрите, – говорила Наташа, – вот это воспитание! А эта трепетная лань, сразу видно, больше любит на диване лежать. Вы ведь в первый раз?
Я пристыженно кивнула. Тогда Наташа вытащила из норы могучего молодого лиса, посадила его в клетку и сказала мне:
– Подведи собаку, пусть разозлится.
Я долго гонялась по вольеру за Матильдой, почуявшей недоброе. Наконец Матильда была изловлена.
Лис бьется в клетке, желая выбраться и отомстить всем таксам и прочим за сломанную звериную жизнь и поруганное достоинство. Матильда удивленно взирает на эту исступленную сцену. «Что такое? Что случилось? К кому это он так злобно настроен?» Наташа вздыхает:
– Да-а, агрессии маловато. Из-под кого? Кто отец-то?
– Бром Исаич, – виновато шепчу я.
Наташа молча окидывает взглядом пацифистку Матильду и уносит бьющегося в клетке лиса.
– Матильда, не позорь отца.
Мотя тревожно заглядывает мне в глаза.
– Замерзли? – вернулась Наташа.
В клетке у нее – спокойный – то ли от старости, то ли от мудрости – довольно-таки облезлый лис. Матильда посмотрела на него с почтительным состраданием. Я столкнулась с лисом взглядом: ничего нельзя сказать – довольно злобненький взгляд. Это кем же надо было быть в прошлой жизни, чтобы тебя в этой вот так каждый Божий день таксами травили?
Лиса запустили в нору. Следом – Мотю. Крышка восьмерки слегка подрагивала, обозначая внутреннюю суету. Матильда тощенько брехала где-то там, в глубине бетона.
– Боец! – говорит Наташа. – Некоторых такс по первости лисы по норе гоняют.
Это, конечно, слабое утешение. Наташа открывает норную заглушку, и Мотя пулей вылетает на поверхность.
– Приласкай ее, – говорит притравщица, – ты вдумайся, где она была-то! Ну-ка, похвали ее.
– Мотя, Мотичка, – заискивающе зову.
Матильда издалека осматривает меня, как предателя народа. «Она мне этого не простит», – с горечью подумала я. Но Мотя, сообразив, что в ближайшее время ее уже не будут заставлять бегать с лаем по норе за уставшим от жизни лисом, быстро приходит в хорошее настроение. И – так уж и быть – подходит ко мне и виляет хвостом.
– Ничего, ничего, – утешала притравщица, – когда-нибудь охотничий инстинкт в ней проснется, обязательно проснется… А ты пока ходи, смотри, как другие собаки работают. Такса – это такая собака… Это – зверь, а не собака! У нее борьба – в крови! И не может быть иначе! Да, если хочешь знать, такс даже крадут поэтому. Хозяева собак, которые в собачьих боях участвуют. Ее же, собаку, даже бойцовой породы, тоже надо притравить, воспитать ее надо! Дворняжек вокруг полно, а они именно такс крадут! Потому что дворняжка в драке сразу под сильного ложится. Кто она, дворняжка, против пит-буля какого-нибудь? А такса – до конца борется! До последнего вздоха!
– Неужели можно вот так собаку украсть?! Да еще так зверски ее замучить?!
– Вот так, – вздохнула Наташа, – люди – звери, ты же знаешь…
Я, наконец, решилась.
