– Твои ребята постарались, молодцы, – не унимался Вадим.
Немчук скрипнул зубами, но улыбнулся еще шире, еще радушнее. Дмитрию Дмитриевичу было под пятьдесят. С Туром они почти ровесники. Лицо у Немчука простоватое, круглое и румяное, как у матрешки. Пиджак вечно висит на нем, как мешок. Широченные брюки делают его коренастую фигуру еще приземистее. Руки заскорузлые, с вечно неухоженными ногтями. Словом, вид у начальника службы безопасности охранной фирмы «Барс» вполне дурацкий и нелепый. Однако никому и в голову не приходит называть его иначе, чем Дмитрий Дмитриевич, хлопать по плечу и вообще панибратствовать. И только Вадим с его неумной самоуверенностью и чисто хлестаковской манерой вечно «играть роль чином выше своей» мог лепетать что-то снисходительно-поощрительное про работу Немчука.
– Но я не понимаю, – продолжал Тур, – ты что, всерьез считаешь, что Ольга Звонарева не имеет никакого отношения к Сугробу?
– Да, – сухо сказал Немчук, – скорей всего это случайное знакомство.
– «Скорее всего». Вот видишь, – ухватился Вадим, – ты все же сомневаешься.
– Нормальный человек всегда сомневается, – нахмурился Дмитрий Дмитриевич, – но если ты читал наш отчет, то понял: нет никаких оснований считать Ольгу Звонареву доверенным лицом Василия Морозова.
– Как ты можешь так говорить, ну как? – Вадим вспыхнул и постучал себя по голове костяшками пальцев. – А то, что Сугроб отдал свою собаку Звонаревой! А то, что она тайно ездит на стрельбище! А то, что она тайно встречается с панамовцами?! Разве это не основания?! Разве все это не заслуживает внимания?! Слишком много совпадений, слишком много, чтобы они были простыми случайностями!
– Закон оперативно-розыскной работы, – кивнул Немчук, – два совпадения – это уже закономерность. Формально – ты прав.
– Вот видишь!
Дмитрий Дмитриевич насупился и забарабанил пальцами по столу. Сделал вид, что глубоко задумался над тем, что сказал Вадим. Вадик. Вадюша. Турятинка. Спорить с Туром? Зачем? Немчук привык совершать обдуманные, мотивированные действия. И если убеждать кого-то в своей правоте, то только того, кто находится на стадии принятия решений. А это был вовсе не Вадим Тур. Да, совсем не он.
Но и портить с ним отношения тоже незачем. Да и вообще, когда работаешь не за страх и не за совесть, а только за деньги, надрываться-то особенно не хочется. То есть, может, немец там какой-нибудь и будет жилы рвать за монету. Но русский человек – хрен-то с два сподобится даже пальцем пошевельнуть в том направлении, где нет абстрактной какой идеи. Да, таков менталитет. И нет никаких оснований полагать, что он когда-нибудь изменится.
Но с другой стороны, Дмитрий Дмитриевич Немчук не привык халтурить. Он просто перестал бы себя уважать, если бы брал от Смолина деньги и не выполнял свою работу на все сто процентов. А с третьей стороны, Дмитрий Дмитриевич Немчук родился ментом, ментом и помрет, как бы там жизнь ни поворачивалась. А потому выкладываться сейчас на работе у бывшего уголовника так же, как он и его ребята выкладывались, когда служили в МУРе, конечно, было западло. Ну а формы саботажа, они ведь бывают разные. Можно одновременно честно делать свое дело, но не гореть на работе, добросовестно составлять отчеты, но не отстаивать перед начальством свое мнение. И все. Ты благополучно все загубишь, но при этом останешься вне подозрений, а всего-то надо переложить свой груз ответственности за принятие решения на плечи своего ничего не понимающего шефа. Тем более что тот считает себя шибко умным и так и норовит это продемонстрировать, заткнув тебя, мента, за пояс. Да еще – подвалит же такое счастье – есть Вадим, которого хлебом не корми, дай щеки понадувать, покрасоваться, продемонстрировав свою значительность. Флаг в руки!
Дмитрий Дмитриевич кончил барабанить пальцами по столу, поднял тяжелый взгляд на Тура и коротко спросил:
– Что ты предлагаешь?
– Выждать время, – важно ответил Вадим, – я чувствую, еще чуть-чуть, и, продолжая следить за Звонаревой, мы выйдем на след Сугроба. И не только! Мы выйдем на след денег. Больших денег! Поверь мне, очень больших.
– Оно у нас есть, время? – с иронией спросил Немчук.
– Сергей, конечно, торопит, – досадливо махнул рукой Тур, – но если мы будем действовать сообща, Дмитрий Дмитриевич, то все будет в порядке.
– То есть ты предлагаешь мне не гнать волну? – прищурился Немчук.
– Если хочешь, да. Нетерпение Сергея понятно, но мы-то с тобой понимаем, что иногда надо уметь ждать.
Немчук снова широко улыбнулся от этого «мы-то с тобой». Блин, вот так на старости лет и приходится унижаться за кусок хлеба. Ну, да у нас своя игра на этом чужом пиру. А самолюбие, как известно, это гордость дураков. Утремся и будем жить дальше. Что ж поделаешь?
– Сколько тебе еще надо дней? – по-деловому спросил Немчук.
– Ну, давай прикинем…
– Не-ет, дорогой, – мотанул головой Немчук, – это ты сам прикидывай. Я в этой операции не участвую. Ходов не понимаю. Что я могу?
– Эх, Дмитрий Дмитриевич, – снисходительно сказал Вадим, – хороший ты мужик, но вот я могу тебя на сто ходов вперед просчитать. Нет в тебе полета. Как, знаешь, Остап Бендер Шуре Балаганову предлагает миллион. А тот крадет три рубля в трамвае – не может удержаться.
– Каждому свое, Вадим, каждому свое, – закряхтел Немчук, – каждому свое.
– Хорошо, – важно и решительно поднялся Тур, – будем считать, что мы договорились.
– Нет проблем, Вадим, – захлопал своими круглыми глазами Немчук, – я вам со Смолиным свой отчет на стол положил. А уж дальше – хозяин – барин.
Когда Вадим вышел из кабинета Немчука, настроение у него было преотличнейшее.
Дмитрий Дмитриевич тоже остался доволен разговором. Он теперь вполне сориентировался и знал, что будет дальше. Однако подставляться не хотел. А при данном раскладе очень даже надо было приготовиться к тому, что шеф в один прекрасный момент возникнет на пороге этой маленькой комнатки под лестницей и нежнейше проворкует: «Сукин ты сын, Немчук, какого хрена ты молчал, педераст ты гребаный». А Дмитрий Дмитриевич не любил, когда его называли педерастом. А потому следовало предпринять кое-какие меры. И Немчук знал, что делать.
* * *
Все происходящее в последнее время, конечно, несколько выбило меня из колеи, но не настолько, чтобы потерять вкус к жизни и перестать работать над собой. Обычно хотя бы раз в неделю я выбиралась в тренажерный зал. Сегодня я тоже собрала свою спортивную сумку – а что же, сидеть дома в ожидании неизвестно чего и обжираться на нервной почве? Нет уж!
Хотя, конечно, настроения особенно надрываться на тренажерах не было.
Я послонялась по залу, посмотрела на себя со стороны в большие зеркала, подумала, что, в конце концов, выгляжу не так уж и ужасно. Ну, есть отдельные полные части тела. Но не всем же греметь костями, как какая-нибудь Линда Евангелиста.
