Все это дало основания адвокату Замятиной обратиться в компетентные органы с требованием завести уголовное дело по факту мошенничества гражданина Красавина О.Н. После долгих проволочек дело было возбуждено, но ровно никаких действий компетентные органы по нему не предпринимали…
В процессе изложения этой запутанной истории Ира почти пришла в себя. Это выражалось в частом употреблении слова «блин» вместо нецензурщины. Когда Ирка в себе – она все же избегает материться. Памятуя о том, что леди все же не матерятся, как биндюжники. А Ирка все время норовила закосить под леди. Обычно это ей дается с большим трудом и неистовой концентрацией воли. И я заключила: Осокина сейчас уже обрела способность к самоидентификации. От сердца отлегло. О чем я и не замедлила сообщить подруге, возможно, конечно, не в самых деликатных выражениях:
– Все это замечательно! Но ты мне не могла все это завтра рассказать? Зачем ты меня выдернула из дома ночью?
Ирка уставилась на меня, как на ненормальную:
– Ты что, не поняла?
– Что? Что ты развила бурную деятельность и решила поведать мне об этом, когда все приличные люди спят?
– О! – воздела Ирка глаза к потолку моей машины. – Господи, за что? Если за то, что я в седьмом классе укусила училку химии – то это я давно уже искупила – путем многочисленных страданий моей жизни.
– Можно подумать, ты с тех пор не грешила, – возмутилась я Иркиному лицемерию.
– Может быть, и грешила. Но уж точно не нагрешила на такую черствую подругу. Ты еще не поняла? На меня наехала мафия! Квартирная!
– О!
– Вот именно! Мне труп подбросили!
– О! Так рассказывай!
– А я что делаю?
– Надо с самого главного начинать!
– Блин, ты меня еще редактировать будешь! Когда я в таком состоянии и обстоятельстве!
– Прости!
– И что, ты действительно думаешь, что я могла тебя вызвать ночью просто так, без острой необходимости? – Ирина попыталась открыть дверь машины на полном ходу.
К счастью, двери в моей машине блокируются автоматически, Ирке не удалось покинуть помещение немедленно, а у меня все же получилось смягчить ее сердце россыпью извинений и подлизыванием.
– Короч, – вернулась, наконец, к рассказу Ирина, – сегодня я опять посетила эту квартиру. Просто чтобы посмотреть, все ли в ней в порядке. А там – труп! И не просто труп! А труп тетки, за которой уже месяц как следит мое агентство! Меня ее муж нанял. То есть пригласил. Заключил официальное соглашение! Через бухгалтерию проведенное! Налоговая не придерется! Но лучше бы налоговая! Чем менты! Теперь-то мне не отвертеться! О-о-о! За что? Неужели за то, что я в первом классе шандарахнула головой о батарею Сашку Назарова?! Но не насмерть же! Хотя «Скорую» и вызывали! Но, господи, я больше так не буду!
– Ир, ну, ладно тебе, все мы грешим. Но не до трупов же!
– Вот именно! Ты понимаешь, насколько это серьезно! Мафия плюс следак, который не хочет мошенника Красавина вызывать, волынку тянет! Это же коррупция! Нет, мне теперь не отвертеться. Захотят в тюрьму посадить – посадят! Труп! Это пожизненное! О-о-о!
– Женщинам у нас пожизненное не дают, – машинально заметила я.
– Спасибо тебе, дорогая, утешила. Десять лет – тоже не хотелось бы сидеть. Да что десять лет – ни дня не хочу! Тем более – я не виновата! А то, что я Кике однажды изменила (только один-единственный разочек!) так это все же на лишение свободы не тянет.
– Не тянет, – согласилась я.
– К тому же я страдала! Мне муж-изменщик попался! Можно сказать, искупила! Кровью и нервом!
– Хватит грехи свои тяжкие припоминать!
– Ты хочешь сказать, что у меня будет на это время? В смысле – в тюрьме? – Вылупила свои глаза с нарощенными ресницами (слишком, кстати, длинными). – Подруга называется! Вот что я от тебя слышу! Вместо утешения и сочувствия!
– Я сочувствую!
– Еще как! – по-мефистофельски расхохоталась Осокина.
Мне стало стыдно. Вот так – случись что – тоже буду вспоминать, как черства была с подругой в тяжелую минуту. Нет уж, лучше заранее не грешить!
– Ириша, что я могу для тебя сделать? Честное слово! Все, что могу – сделаю.
Я только сейчас заметила, что мы едем и едем – неизвестно куда. Вон, уже показались очертания какого-то городского поселения. И довольно крупного! Батюшки! Это был уже город Жуковский. Я остановилась.
И только тогда уловила пристальный Иркин взгляд.
– Точно сделаешь? – практически утвердительно сказала Осокина.
И я поняла, что мне деваться некуда. Клятвопреступление – тягчайший из грехов! А я не хочу, чтобы мне трупы подбрасывали!
– Да! – мой голос прозвучал твердо.
Хотя и не сказать, что я была полна решимости ввязываться в эту историю. Но Ирина умеет припереть к стенке! Этого у нее не отнимешь.
– Дай мне свой паспорт. На время.
– Что ты задумала? – на всякий случай ужаснулась я.
– Ничего особенного, – небрежно махнула рукой подруга.
– А именно?
– Я решила скрыться.
– С моим паспортом?
– Чтобы скрыться – мне твой паспорт не нужен.
– Да, – радостно поддакнула я.
– Просто я тогда уж подтяжку сделаю – давно собиралась. А тут как раз случай подвернулся этот, ну, с трупом подброшенным. Все равно на людях не показаться – так я пока на пластическую операцию лягу. Что время терять? Но в клинике паспорт нужен. А меня уже ищут наверняка! А я по твоему паспорту лягу.
– Подожди, и сколько ты там собираешься скрываться?
– К сожалению, там долго не продержат, – закручинилась Ира, – дня три – и то если очень просить буду. Но зато потом я могу ходить с перевязанной мордой! – радостно сообщила авантюристка. – И очень долго! Меня никто не узнает!
– Ты хотя бы со своей адвокатессой связалась?
– Как ты думаешь? Сразу же!
– И что она говорит?
– Говорит, что в стране коррупции беспредел. Нет, она, конечно, будет меня защищать бесплатно. И в суде, и во время следствия. Но никто не гарантирует, что меня не заключат под стражу до суда. А по статистике суды выносят обвинительные приговоры в девяноста семи процентах случаев. Ты хочешь на три процента надеяться? Или все же дашь мне свой паспорт?
– Дам, конечно, – а куда было деваться? – Но ты же не будешь всю оставшуюся жизнь скрываться от правосудия? То есть, извини, от полиции?
– Во-о-от, ты уже на правильном пути понимания ситуации, – обрадовалась Ира.
А я поняла, что одним паспортом я уже не отделаюсь. Понимание мое усугубилось, когда Осокина вытащила из складок своих черных одежд телефон.
