– И что же, вы считаете, что я задушила Тимофея Поднебесного? Вот этими вот руками? – сказала я, продемонстрировав свои верхние конечности.
– Откуда вы знаете, что Поднебесного задушили? – следователь поднял на меня тяжелый взгляд. Так тяжело на меня давненько никто не смотрел. И вообще – не припомню: смотрел ли кто-нибудь когда-нибудь так тяжело.
Наташа тоже посмотрела на меня. И тоже как-то мрачно.
А я старалась не думать о плохом. А что мне еще оставалось делать?!
Вспомнила почему-то, как вчера меня гладил по голове Василий. При моих словах о правосудии и справедливости. Да, я в них верю!
Подписка о невыезде.
Я подписала.
– Я очень вам, советую, Ольга Алексеевна, являться на допрос по первому требованию, – сказал следователь и посмотрел на меня, как солдат на вошь.
Глава 7
Наташа подвезла меня до дома. По дороге говорила, что держалась я хорошо – в принципе, ничего лишнего не говорила – почти. В общем, успокаивала как могла.
– Наташа, как же я теперь буду отслеживать квартиры? – спросила я.
– Даже не думай об этом. В тюрьму захотела? Дома сиди!
– У тебя хоть помощник адвоката есть? Теперь?
– Я решу этот вопрос.
– Мне Славик все рассказал, – я посмотрела на сосредоточенно ведущую машину Наташу, – про тех, кто был прописан на Остоженке.
– Получила инфу? Забудь!
– Но ты же не боишься…
– Почему? Боюсь. Но я – адвокат. Риск – часть моей профессиональной деятельности. Тебе совершенно не обязательно рисковать. Мало тебе обвинения в убийстве?
– Много.
– Вот и остановись.
– Как считаешь – это обвинение – случайность? То, что меня вызвали на допрос именно после того, как Славик рассказал мне об этих людях?
– Не знаю, – сказала Наташа помолчав.
– Зайдешь?
– Нет, кот один дома.
– У тебя только кот?
– Сын вырос. Живет отдельно.
– А муж?
– У меня их три было. Теперь вот только кот.
– Куда они делись, мужья?
– Кто куда. Не умею я мужиков выбирать. И любовь перестает идти, как дождик, – вдруг.
– Такая роскошная, красивая, а главное – умная женщина, и с котом?
– От ума – не зависит.
– От чего тогда?
– Не знаю. От судьбы, наверное.
– С ней бороться бесполезно.
– Бесполезно, да.
Я решила ничего не рассказывать Антону. В конце концов, это мое личное дело – то, что я теперь подозреваемая. Не касается его. Но Наташа настаивала, что рассказать надо.
– Тут есть один нюанс, – сказала я, – мне тогда придется рассказать, что это меня Ирка Осокина попросила по квартирам пройтись. А Ирку похитили…
– Это была афера с самого начала, – уточнила Наташа.
Догадывается? Неважно. Не буду развивать эту тему. Наташа и не спрашивает. Как опытный адвокат.
– Хорошо, – сказала Наташа, – давай скажем, что я тебя попросила выйти на связь с владельцами квартир. В конце концов, это правда. Ирина – передаточное звено.
Я повеселела несказанно. Правду говорить легко. А я и так уже завралась по самые уши. А тут – просто скажу правду.
Надо ли говорить, что Антон не обрадовался ни мне, ни сопровождающему меня лицу? Молча выслушал объяснение адвоката.
– Доигралась, – только и сказал.
Я была так рада, что вырвалась из застенков, что даже не отреагировала на эту его неприветливость. Зато меня обласкала своей любовью собака Мотя. И даже котенок пришел помурлыкать возле меня. Кормил ли его Антон? И вообще – не обижал ли?
Антон не пришел на кухню, где мы с Наташей пили кофе.
Наталья посидела немного и поехала к коту.
Честно говоря, я бы тоже сейчас куда-нибудь уехала. Но ехать было некуда. К тому же мой личный кот – вернее, собака и кошка – были уже при мне.
Я послонялась по квартире. Антон улегся спать в своем кабинете. Я легла в спальне. Ко мне тут же прилезли животные, свернулись запятыми и заснули. Я бы тоже с удовольствием заснула. Но – увы. В книжном магазине когда-то видела на полке книжку стихов «На берегах реки “Увы”». Скользнула взглядом. Почему не купила? Сейчас почитала бы. А вдруг стихи плохие? Но зато образ хороший. Такая широкая, полноводная река Увы. И берега крутые.
– Ну, и что ты теперь собираешься делать? – угрожающе спросил Антон, когда я утром появилась на кухне.
– Не знаю, – честно сказала я, – слушай, давай, наконец, как-то назовем котенка! А то все же нехорошо – у него до сих пор нет имени.
– О чем ты думаешь? О чем ты думаешь? – схватился за голову Антон.
Я не могла сказать Антону, о чем я на самом деле думаю.
Вчера я долго не могла уснуть. Но думала почему-то не о допросе у следователя. А об Антоне. Когда человек любит – он человек. Когда не любит – проявляются совсем незнакомые черты. Куда только деваются доброта и сочувствие, когда человек перестает в тебе нуждаться? Но я ведь тоже Антона уже не люблю. Надо посмотреть правде в глаза. Но разве я такая же – холодная и враждебная? Но, наверное, я Антону такой и кажусь. Это два магических кристалла – любовь и нелюбовь. Когда смотришь через них – все искажается. И нет реальности – только точка зрения любви и точка зрения нелюбви. А равнодушие – ровное состояние души. Не замутненное никакими страстями. Просто ровный, правдивый взгляд. Почему Антон на меня так не смотрит – равнодушно? Неужели за все эти годы нашего совместного житья-бытья накопилось столько злобы?
«…И они жили-поживали и добра наживали…» Не про пожитки речь. Про добрые чувства. Надо признать, что мы с Антоном добра не нажили. Антон во всяком случае…
Я варила кофе, а Антон метал в меня злобные взгляды.
А во мне не было злобы. А если нет – откуда взяться?
– Кофе будешь? – спросила я как ни в чем не бывало.
– Нет.
– Почему? – удивилась я простодушно.
Антон молча заварил себе чай.
– Яичницу сделать?
– Нет.
Антон залил мюсли кипятком.
Во всех сложных ситуациях меня спасает мое чувство юмора и моя незлопамятность. Вот и сейчас мое чувство юмора не выдержало мрачной серьезности мизансцены – улыбка скользнула по моим губам. Но я постаралась ее скрыть.
Антон молча поедал мюсли. Я молча пила кофе. Наконец, преисполненная желанием сгладить напряженное молчание, спросила:
– Как у тебя дела?
