– Еще нет, – Виктор взглянул на часы, – думаю, в течение часа будет готов. К тебе это имеет какое отношение?
– Прямое. Если Гена… если Распашной общался вечером с кем-то из тех, кто проходит по делу Апраксина, значит, есть вероятность, что он получил какую-то информацию.
– И именно поэтому его убили, – усмехнулся Шемякин, – как человека, прикоснувшегося к чужой кровавой тайне, которая убивает каждого, кто до нее дотронется.
– Это сарказм? – Вика попыталась скрыть охватившее ее раздражение.
– Всего лишь ирония, – вновь усмехнулся Виктор, – хотя, если честно, я не уверен, есть ли между ними разница. Ты, случайно, не знаешь?
– Я знаю, что если смерть Распашного действительно связана с убийством Апраксина, мы с тобой будем делать одну и ту же работу, – холодно отозвалась Крылова, чувствуя, что бурлящая внутри нее ярость вот-вот вырвется наружу. – Ты будешь допрашивать этих людей, потом я задавать почти те же вопросы.
– Так ведь это же замечательно, – перебил ее Шемякин, – мы взглянем на одну и ту же проблему с разных точек зрения. Так мы, во-первых, сможем убедиться, что проблема действительно существует, ну а потом выясним, у кого зорче глаз и правильнее выбрана позиция наблюдения. Как тебе, Крылова, такая идея? Маленькое дружеское соревнование.
– Ничего хорошего в ней не вижу, – Вика вскочила на ноги, – чувствуя, что не в силах больше сдерживаться, – впрочем, так же, как и в ее носителе.
– Странно, – иронично улыбнувшись, Виктор пожал плечами, – раньше я тебе нравился. Должно быть, с возрастом у тебя вкусы испортились. Но кое в чем, надо признать, ты совершенно права.
– Это в чем же? – насторожилась, почувствовав подвох, Крылова.
– Ты совершенно правильно употребила термины. Убийство Апраксина и смерть Распашного. Все верно. Убили твоего Апраксина, вот и занимайся его убийцей. Глядишь, если будешь хорошо работать, у тебя и признательные показания появятся. Что касается Распашного, пока ничто! Ты меня слышишь? Ничто не указывает на насильственный характер его смерти.
– Ты что, – опешила Вика, – ты действительно веришь…
– Я верю в заключение экспертизы, – перебил ее Шемякин. – Появится что-то покозырнее, поверю в другое. Пока не появилось. Но можешь не сомневаться, как только у меня, – Виктор сделал паузу, давая понять, что слово «меня» является ключевым в предложении, – появится биллинг с телефона Распашного, я с ним непременно ознакомлюсь. Тщательнейшим образом. А сейчас давай прощаться, наше общение и так затянулось уже на пять минут дольше, чем я рассчитывал.
– Ну да, ты же не любитель затягивать общение с женщинами, – пробормотала, выходя в коридор Крылова. Ей очень хотелось изо всех сил хлопнуть дверью, так чтобы в кабинете Шемякина задрожали оконные стекла. В самый последний момент она увидела в конце коридора две мужские фигуры – Малютин и Панин. Оперативники неподвижно стояли, повернув головы в ее сторону. Под их взглядами Вика аккуратно прикрыла за собой дверную створку и поздоровалась с проходящими мимо коллегами.
Что же, ее ждут. Ждут Малютин и Панин. Ждет незавершенное дело Апраксина. Ждет новый рабочий день. Это уже не так плохо, и только от нее зависит, удастся ли из этого «не так плохо» вылепить нечто большее. Может, и не только, не только от нее, но в любом случае последнее слово будет принадлежать ей, а не этому напыщенному, самовлюбленному пижону, оставшемуся там, за закрытой дверью.
Гордо распрямив плечи и вскинув вверх голову, Вика устремилась вперед, навстречу ожидающим ее оперативникам. Сделав несколько шагов, она зацепилась за что-то ногой и чуть не упала.
– Вот идиотка, – со смехом пожурила себя Крылова и двинулась дальше по коридору своей обычной, не столь эффектной походкой.
Несколько минут спустя они все трое расположились вокруг стола уже в ее собственном рабочем кабинете.
– Вот, держите, – Малютин положил на стол несколько листов бумаги. – Здесь данные по всем разговорам и перемещения, начиная с десяти вечера. До этого времени он был в компании своих приятелей, куча народу его видела.
– Это когда же вы все разузнать успели? – удивилась Вика, придвигая распечатки ближе к себе.
– Ночь длинна, – уклончиво отозвался Денис, – конечно, можно было потратить ее по прямому назначению, но Григорич, если ему вожжа под хвост попала, будет ею размахивать, пока всех не перебудит.
– Это хорошо, – кивнула Вика, – но давайте все же договоримся, работу Шемякина мы дублировать не будем. Если здесь – она накрыла ладонью распечатки, есть что-то, что может касаться дела Апраксина, мы этим занимаемся, если нет, то нам нет смысла пытаться вести параллельное расследование.
Оперативники обменялись быстрыми взглядами.
– Я не то чтобы с вами совсем согласен, Виктория Сергеевна, – Панин провел пальцами по лбу, пытаясь расправить образовавшуюся между бровями складку, – но в данном случае спорить не вижу смысла. Потому как вот это, – он ткнул пальцем в сторону лежащих на столе листов бумаги, – говорит, можно даже сказать, кричит, что Генка в тот вечер был занят делом Апраксина. Вернее, он был занят весь вечер своими собственными делами, а потом с чего-то взял и переключился на работу. Посмотрите его звонки.
Вика взяла в руки верхний листок, в котором были указаны все входящие и исходящие вызовы с телефона Распашного за сутки до его гибели.
– В двадцать три ноль пять он позвонил Суслову Вениамину Витальевичу, которого за день до этого опрашивал. В двадцать три двадцать восемь Гена делает звонок Комаровскому Дмитрию Андреевичу.
– То есть два свидетеля, которые подтвердили алиби Бородина, – констатировала Крылова. – А вот это номер? Неужели…
– Бородин Юрий Всеволодович, собственной персоной. В двадцать три тридцать шесть, – подтвердил Панин. – Интересный пасьянс у нас складывается, верно?
– Куда интереснее, – вздохнула Вика, – а здесь номер повторяется. Получается, он опять позвонил…
– Суслову, – закончил за нее фразу Денис.
– Но это еще не все, – Панин взял со стола и протянул ей следующий листок. – По данным биллинга получается интересная картинка. Примерно до половины одиннадцатого Генка был у своих приятелей в районе Соколиной горы. Потом он уехал, вроде, как домой, но точно этого никто не знает. Если предположить, что он ехал на Новую Ригу, то вполне мог метнуться по Северо-Восточной хорде, затем по Большой Академической и соскочить на Волоколамку. Еще вариант проехать по третьему кольцу. Но он почему-то потащился на Садовое. Там, хоть к ночи пробок уже и не было, но светофоры никуда не делись, по третьему кольцу всяко сподручнее бы вышло. Ну да ладно, он всегда говорил, что Москва – это только внутри Садового. Может, ему по центру погонять захотелось. Факт то, что сперва он двигался по кольцу, а затем, примерно без десяти одиннадцать, повернул на выезд из города. А уже пятнадцать минут спустя, когда он делает первый звонок, то по данным геолокации, его телефон находится как раз в непосредственной близости от дома Суслова.
