– Верно, – Вика почувствовала, как по спине побежали мурашки. – Надеюсь, с ним вы своими подозрениями не делились?
– Я, что, перводневка какая? – обиделся Панин. – Я его просто-напросто прихватил покрепче, да немного потряс. Правда, ничего, чтобы нас сильно могло порадовать, не вытряс. Да, получается, на то время, когда эти люди в шлемах на Генкиной машине кругами катались, у него алиби нет. Но! Почти сразу после полуночи Комаровский был в одном ресторанчике в своем районе. Был не один, с девушкой. Более того, я в этом ресторанчике тоже успел побывать и камеры наблюдения проверил. Действительно, сидел Дима с одной весьма симпатичной блондинкой, активно ей вино подливал, а примерно в половине второго они вместе ушли. Как говорит Комаровский, пошли к нему, и была у них потом ночь любви и страсти. Саму девицу я не опрашивал, но, думаю, про ночь любви она подтвердит. В любом случае получается, что даже если Комаровский во всем этом маскараде участвовал, от чего он категорически открещивается, на момент Генкиной смерти он был в городе и никакого отношения к ней не имел. Я понимаю, вам хотелось бы слышать противоположный результат, но, согласитесь, и это неплохо. Одного человека можно вычеркнуть. Да и вообще, не пора ли нам завязывать со всей этой самодеятельностью? Вы как думаете, Виктория Сергеевна?
Закусив губу, Вика пыталась подобрать хоть какие-нибудь слова. Чтобы ее ответ не прозвучал слишком резко. В конце концов, она озвучила еще теплившуюся в ней надежду.
– Михаил Григорьевич, скажите, вы с Комаровским только что беседовали?
– Ну почему же, – самодовольно отозвался Панин, – мне утра ждать не надо, чтобы мудрые мысли в голову пришли. С вечера все обмозговал, потом сразу же к Комаровскому и поехал. А что, за ночь произошли какие-то перемены?
– Можно и так сказать. Вчера вечером Денис установил человека, которому Геннадий уже отправлял то звуковое сообщение, которое позже получил его отец. Вы понимаете, что это значит?
– То есть, вы хотите сказать… – растерялся Панин.
– Что генерал Распашной получил копию сообщения, отправленного его сыном совершенно другому человеку двумя днями ранее. Сугубо теоретически мы можем предположить, что Геннадий сам послал отцу копию. Но скажите, вы сами в это поверить можете?
– Нуу… – Михаил Григорьевич никак не мог собраться с мыслями.
– Вот и я не верю. А еще мне кажется, что весь этот маскарад с, как вы их называете, мотоциклистами, был организован для того, чтобы мы были уверены в том, что Геннадий в конечном итоге уехал один. Но на самом деле он уехал вместе с тем человеком, который переслал сообщение генералу Распашному, а потом еще и не поленился набрать вам текстовое.
– То есть, вы уверены, что в машине сидел убийца? – наконец четко сформулировал Панин.
– Именно. И тот человек в шлеме, который прямо под камерами наблюдения выходил из машины, этого убийцу знает.
– Секундочку, – потребовал оперативник. – Суслов точно не при делах. Но Суслов после разговора с Генкой отзванивался Комаровскому. Но сам Комаровский после этого ни с кем не связывался. Он только спустя час набрал ту девицу, которую поил в ресторане.
– Убийца в этот момент мог быть рядом, и звонить кому-то не было необходимости. И потом, у Комаровского мог быть второй телефон, про который мы не знаем. Возможно, специально для связи с этим человеком.
– Ну, это вы уже через край завернули, – засомневался Панин. – Что у них там, засекреченная организация? Боевые ячейки?
– Насчет ячеек не знаю, а вот организация вполне может быть. Вы же читали мнение эксперта.
– Это то, что ранения наносят разные люди, а убивает один и тот же? – уточнил оперативник. – Читал. Верится с трудом, но сейчас вокруг столько всего чудного, что я даже в это могу поверить. И что у нас тогда вырисовывается?
– Вырисовывается у нас то, что Комаровский, если он действительно имеет отношение к смерти Геннадия, наверняка сообщил о вашем визите.
– Убийце?
– Да, возможному убийце. И теперь этот человек точно знает, что мы Комаровского начали подозревать в соучастии.
– Послушайте, Комаровский вполне спокойно со мной разговаривал. Ему с нашей стороны опасаться нечего. Ну что мы можем сделать? Разве что попробовать провести сравнительный анализ его фигуры и мотоциклиста.
– Вот видите, вы сами все понимаете, – Вика обернулась и взглянула на молчаливо застывшего рядом Малютина, – и тот человек, возможно, тоже это уже понял. И в таком случае может так случиться, что до следующего нашего с ним разговора Дима Комаровский уже не доживет.
– Мне кажется, вы нагнетаете, – не слишком уверенно отозвался Панин.
– А мне кажется, мы теряем время, – молниеносно парировала Крылова. – Комаровский сейчас должен быть на занятиях, так что поезжайте к нему в институт и везите ко мне. Я попытаюсь ему объяснить сложившуюся ситуацию.
– А если он не поверит?
– Не поверит, пойдет домой. Думаю, за это время удастся решить вопрос с наружным наблюдением.
– Боюсь, могут возникнуть проблемы с обоснованием, – вздохнул Михаил Григорьевич, – но в принципе попробовать можно. Если в вашей теории есть какой-то смысл, то долго за ним ходить не придется. День-два от силы. Рыба либо клюнет, либо не будет клевать вообще. Ладно, я поехал. Как найду парня, сразу отзвонюсь.
Едва закончив разговор, Вика повернулась к Малютину.
– Денис, я вас попрошу, поезжайте к Комаровскому на квартиру. Кто знает, вдруг он и на этот раз решил пропустить учебу. Боюсь, Михаил Григорьевич слишком много времени потеряет в институте.
– Вы серьезно думаете, что Комаровскому что-то угрожает? – оперативник недоверчиво покачал головой. – Вы помните, что по убийству Апраксина он только свидетель и явно никем другим стать не может? Так с какой стати он сейчас должен быть в чем-то замешан?
– Денис, вы поедете или нет? – не выдержала Крылова. – Если нет, не тяните, скажите прямо сейчас. Мне проще съездить самой, чем вас упрашивать.
– Значит, проще, – Малютин ехидно усмехнулся. – И конвоировать его самой проще, и от неизвестного убийцы оберегать тоже проще. У вас, Виктория Сергеевна, табельное оружие при себе хоть имеется?
– Оружие? – растерянно повторила Вика.
– Оружие, – кивнул оперативник, – хоть и редко, но иногда полезная штука оказывается. Ладно, с вашей самостоятельностью мне все ясно. Приберегите ее для другого случая. Я поехал к Комаровскому, как буду на месте, отзвонюсь.
«Ну вот почему так с мужчинами? – думала Вика, неторопливо идя к своему Ларгусу, припаркованному на стоянке криминалистического центра. – Почему им непременно надо сперва продемонстрировать свое несогласие и лишь потом согласиться? Ведь можно же все сделать молча, и только в том случае, если окажется, что сделали что-то не то, высказать свое, теперь уже обоснованное, возмущение?»
