– Все. Успокаиваемся. Жива, это уже хорошо. Преступника задержали, тоже хорошо. Если из всего этого «хорошо» вы какие-то выводы сделаете, чтобы оно не повторялось, будет еще лучше, – стиснув зубы, Вика едва удержалась от болезненного вскрика, когда Карнаухов коснулся ладонью раненого плеча. – Ты как себя чувствуешь, в допросе принимать участие сможешь? Или поедешь, отдохнешь?
– Смогу, – твердо отозвалась Крылова, получив наконец возможность отступить на шаг назад, – это же мой задержанный.
– Твой, никто не претендует, ну разве что Панин, – генерал иронично фыркнул. – Конечно, стоило бы спросить мнение врачей, но я и так знаю, что они скажут. Поэтому, милая моя, договоримся мы следующим образом. Сейчас едем в управление, ты проводишь допрос задержанной, а после этого в сопровождении майора Панина отправляешься к нашим эскулапам. Пусть они тебя посмотрят, пощупают, наверняка снимок надо сделать.
Вика послушно кивнула, понимая, что Карнаухов отнесся к ней с максимально возможной благосклонностью, и вступать с ним в какие-либо еще дискуссии будет крайней степенью глупости. Реваев бы такое точно не одобрил. Вика вздохнула, на мгновение представив добродушное лицо своего наставника. Вряд ли бы полковник одобрил хоть что-то из того, что она сегодня за вечер натворила. Хотя, кто знает, ведь когда-то давно и он был молод.
Час спустя к Крыловой пришло понимание, что даже генеральские планы не всегда исполняются. Никакого допроса задержанной провести не удалось. После того как Вика сообщила Марковой, что та задержана по подозрению в убийстве Дмитрия Комаровского, сотрудника полиции Геннадия Распашного, а также подозревается в причастности еще целому ряду убийств, в связи с чем будет сейчас допрошена, на бледном лице девушки, беспрерывно баюкающей простреленную руку, появилось слабое подобие улыбки.
– Не думаю, что смогу вам сказать что-то такое, из-за чего вы меня отпустите, – негромко, но достаточно твердо произнесла Наташа, – а засадить меня на всю жизнь вы вполне можете и без моей помощи.
После того как стало понятно, что ни на один из вопросов следователя Маркова отвечать не намерена, к допросу подключился сам Карнаухов, до этого наблюдавший за происходящим через монитор видеонаблюдения из своего кабинета. Облачившись в генеральский мундир, Илья Валерьевич один за другим испробовал почти все, имевшиеся в его арсенале методы убеждения, за исключением применения грубого насилия. Некоторое время, впрочем, совсем недолго он пытался разыгрывать роль все понимающего и даже склонного к всепрощению мудрого дядюшки, затем воззвал к логике, сперва женской, затем общечеловеческой. В конце концов, Карнаухов переключился на более привычное для себя амплуа громовержца. Убедившись, что раскаты грома и даже извергаемые им молнии разбиваются о воздвигнутую Марковой стену холодного равнодушия, генерал заключил, обращаясь к Крыловой:
– Я так думаю, у нее шок. Не понимает девочка, где оказалась, и как в этом месте правильно себя вести надо. Полагаю, надо ее сейчас отправить в камеру, на адаптацию. Пусть посмотрит, как там что устроено, шконку от шленки отличать научится, тогда мы наш с ней разговор и продолжим.
– Так ведь ее тоже в больничку надо везти, – буркнул все это время тихо сидевший в углу Михаил Григорьевич.
Карнаухов с недовольством взглянул на оперативника.
– Значит, поедет в Матросску* (* – сноска: Матросска – разговорное название следственного изолятора, расположенного на улице Матросская тишина). Там замечательное, скажу вам, больничное отделение. Есть пуля – достанут, нет пули – значит, запихают, а потом достанут. В общем, все сделают в лучшем виде. Разве что с наркозом могут быть перебои. Но мне кажется, для такой непоколебимой натуры наркоз в принципе не имеет значения.
На лице Марковой второй раз за вечер появилась холодная, с явным оттенком презрения улыбка.
– Улыбаешься? – генерал недовольно нахмурился и тут же махнул рукой Панину. – Уведи ее с глаз моих, а то у меня уже глаз дергаться начал.
Когда дверь за Марковой и оперативником закрылась, Вика осмелилась подойти к стоящему у окна Карнаухову. Взглянув генералу в лицо, она пришла к выводу, что левый, обращенный к ней глаз, у него точно не дергается, однако увидеть правый ей никак не удавалось, а отражение в оконном стекле было слишком расплывчатым, чтобы делать какие-то выводы.
– А вы, оказывается, жестокий человек, Илья Валерьевич, – неожиданно для себя самой произнесла Крылова.
– Это с чего вдруг? – стремительно обернулся к ней Карнаухов и его правый глаз отчаянно дернулся. – Это ты так из-за ее наркоза переживаешь? Она, помнится, тебя без наркоза пыталась прооперировать.
– Но ведь мы все же отличаемся, – не очень уверенно, полувопросительным тоном отозвалась Вика и, на всякий случай поспешила уточнить, – от нее.
– Отличаемся, отличаемся, – миролюбиво проворчал генерал, – и от нее, и от них всех. Я ведь с врачами еще там на месте пообщаться успел, так что знаю, что пуля навылет прошла и рану ей не хуже твоей обработали, можешь не сомневаться. Кстати, по поводу раны. Давай-ка, бери ноги в руки и вперед на санобработку. Пусть Панин тебя туда отвезет, а потом до дома, если, конечно, тебя врачи выпустят.
– Илья Валерьевич, я ведь себя хорошо чувствую, – попыталась возразить Вика.
– Мало чувствовать, надо знать, – с генеральской значительностью отозвался Карнаухов, – а знать ты можешь, когда врачи тебя осмотрят как следует, да снимок сделают. Все, капитан Крылова, дискуссия окончена. Выполняйте распоряжение старшего по званию.
– Есть, – неохотно отозвалась Вика и вышла из кабинета.
Помассировав пальцем дергающееся веко, Карнаухов вновь уставился на свое отражение в оконном стекле.
– Жестокий, – хмыкнул он, разглядывая расплывчатую фигуру, застывшую перед ним на фоне сияющих городских огней. – Ну какой я жестокий. Вот лет двадцать назад, было дело. А сейчас я уже просто старый.
Генерал помахал рукой своему заоконному двойнику и, довольный тем, что ему помахали в ответ, покинул кабинет в хорошем настроении.
***
Утро четверга
Взяв в руки смартфон, Жора взглянул на экран. Семь двадцать две. Сегодня он проспал дольше обычного. Нехорошо. Конечно, ему никуда не надо спешить, но все же из графика лучше не выбиваться. Если он решил, что будет вставать ровно в семь, то этого графика и надо придерживаться. Пусть даже непонятно ради чего. Может быть, всего лишь по той причине, что жизнь всегда становится немного проще, когда есть за что или за кого держаться. В его случае, хотя бы за график.
Мясоедов разблокировал телефон. Пусто. Ни звонков, ни сообщений. Его собственное послание, отправленное еще в половине первого ночи, так до сих пор не прочитано, хотя до адресата дошло. Странно, по будням Вика встает в шесть пятнадцать. Неужели, проснувшись больше часа назад, она еще не заглянула в смартфон? Отложив телефон в сторону, он на мгновение стиснул кулаки, а затем развел руки в стороны, чувствуя, как напрягаются мышцы верхней части спины. До чего, оказывается, приятно иметь возможность чувствовать свои мышцы. И до чего отвратительно, что чувствовать получается всего лишь половину из того, чем в свое время наградила его природа. Потянувшись еще раз, Жора отбросил в сторону одеяло и ухватился рукой за установленный рядом с кроватью металлический поручень. Впереди его ждала пусть и превратившаяся уже в традиционную, но не ставшая от этого менее легкой полоса препятствий. Туалет, ванная комната, кухня.
