По пути к зданию Сената граждане узнавали Септима, приветствовали и желали успехов. Ему это нравилось – осознавать себя нужным людям, значимым, ценимым и известным. Юний не считал это пороком или проблемой, просто он любил внимание. Уже несколько месяцев люди судачили об установке статуи в его честь на Кантуме, некоторые даже говорили, что видели эскизы будущей скульптуры, но он предпочитал не верить слухам и оставаться в неведении.
На роскошной мраморной лестнице Сената его уже ждал Флавий. Друг махнул Юнию рукой и подождал пока тот подойдет.
– Как настрой сегодня? – Юний последний раз видел друга десять дней назад, все последнее время он был занят делами легиона и подготовкой к будущей «битве» в Сенате. Септим скучал по их долгим вечерним беседам.
– Хороший, все должно получиться. Знаешь, дружище, не верю, что мы так близко к тому, о чем так долго мечтали, – под глазами Флавия залегли серые тени, но он выглядел бодрым и готовым к жарким дебатам.
– Конечно получится! – Септим хлопнул друга по плечу. – Идем, пора.
Зал заседаний Сената встретил их гулом голосов и запахом благовоний. Мудрейшие(по крайней мере, так задумывалось) мужы Республики, одетые в тоги с алыми полами, ждали опаздывающих. Кроме самих сенаторов в зале находился секретарь заседания, должный фиксировать реплики всех выступающих и несколько гвардейцев Алхоса. На время заседания двери в помещение закрывались и оставались таковыми до его завершения.
Через несколько минут все участники собрались, заняв свои места. Сенатор Квилий по обыкновению призвал соблюдать тишину, и вскоре, повинуясь старческому голосу и огромному авторитету, все замолчали. Согласно давней традиции, заседания Сената Республики начинаются с оглашения повестки дня самым старым членом собрания. Сенатор Квилий совсем недавно сменил своего коллегу на этом почетном посту. В свои семьдесят пять он выглядел на чуть больше пятидесяти, что давало повод для многочисленных слухов и домыслов. Самые странные из них утверждали, что достопочтенный сенатор каждую ночь возлежит с девственницами и пьет человеческое молоко, чтобы оставаться таким молодым. Разумеется, верили таким рассказам лишь обитатели беднейших районов города.
– Сенаторы Республики! – начал он. – Сегодня на голосование поставлено предложение о возможности избрания цензорами части состава Сената из числа плебса. Сенатор Коллиус является инициатором данного голосования и предложил порог в четверть состава Сената. Оставшиеся три четверти будут, как и сейчас, избираться из глав патрицианских родов.
– Ты уверен, что четверти хватит, ведь главенствующую роль будут, как и прежде, занимать патриции, и решающее слово также останется за ними? – прошептал Юний своему другу.
– Пока достаточно. Во первых, это станет первым шагом для возвращения Республики ее гражданам, а во вторых, действующих состав ни за что не согласится на большее количество представителей простого народа в Сенате, – ответил Колллиус.
– Да, ты прав. За предложенную тобой четверть многие уже готовы проголосовать, а дальше будет больше. Реформы – дело постепенное.
– … и сейчас перед итоговым голосованием, слово предоставляется инициатору предложения, сенатор Коллиус, прошу вас.
Флавий встал со своего места и пошел в центр зала. Помещение, как и все здание Сената, было сработано древними мастерами из белоснежного мрамора. Высокий купол украшал строгий орнамент, воспевающий мудрость людей, собравшихся под ним, а по его краю пролегала надпись: «Действую не во благо себя, но во благо Республики и ее граждан».
«Если бы все сенаторы действительно следовали этой истине, было бы заметно проще» – подумал Флавий.
Он осмотрел собравшихся. Все без исключения были одеты в сенаторские тоги, но эмоции на их лицах отличались. Некоторые смотрели с одобрением, другие с любопытством, но встречались и откровенно злобные взгляды, словно седые, матерые волки смотрят на молодого неопытного конкурента. Хотя Флавий Коллиус и был молод, но не стоило его недооценивать, еще щенком на этом поприще он заострил зубы в политических дебатах. Сенатор Гней Орил – его главный политический оппонент подпер мясистый подбородок ладонью и приготовился слушать, устремив взгляд своих серых глаз на трибуну.
Флавий отложил записи в сторону, поднял голову и начал говорить:
– Республика всегда была мечтой. Мечтой, что сами граждане смогут управлять своей страной. Эта мечта зародилась в уме Алхея множество веков назад, когда он только прибыл в эти земли, и эта же мечта тревожит умы и по сей день. Посмотрите, что происходит в мире. В Астии народом правит деспотичный король, заслуживший право на власть лишь тем, что человек, сношавший его мать, был королем до него, – по залу прокатилась волна смешков и одобрительных возгласов. – С юга и севера нам угрожают дикари, окропляющие кровью свои ужасные идолы. Они грызутся между собой за власть, каждый из десятков мелких вождей преследует свои интересы. На востоке власть находится у султана, подчиняющегося воли ужасного змеиного Бога, приказывающего приносить в жертвы прекрасных молодых дев и, словно аспидам, разделять язык своим приближенным. Сейчас между нами мир – передышка перед бурей, но они только и ждут момента, чтобы поглотить нас, сделав рабами своей воли. Разве мы можем позволить им погубить, все то за, что умирали наши предки? Нет! Но лишь сообща мы сможем противостоять их натиску, лишь отбросив все противоречия, разрушающие нас изнутри, мы сможем победить! Сенат и граждане Республики! Патриции и плебс! Вместе, ведь мы одно целое, ведь мы и есть Республика! И только так, мы сможем защитить нашу мечту!
Зал взорвался овациями, хлопали даже политические противника Коллиуса. Сенатор Орил несколько раз ударил своими пухлыми ладонями друг о друга и что-то зашептал своему новому помощнику – сенатору, только недавно занявшему эту должность. Когда овации улеглись, Орил поднял руку, требуя слово.
– Достопочтенный Сенатор Орил, прошу вас.
Тучный участник заседания поднялся со своего места:
– Сенатор Коллиус, я безмерно вдохновлен вашей речью, – начал он. – Но насколько все мы помним, в прошлом уже были попытки передать часть властных полномочий простому народу, и все это закончилась политическим кризисом, чуть не переросшим в гражданскую войну. Откуда вы знаете, что в этот раз все будет по-другому?
– Я ждал этого вопроса, сенатор Орил. Полагаю, вы имеете ввиду Дело Синекха, произошедшее в 623 году. Но насколько мы все знаем, эта попытка обуславливалась не желанием принести процветание Республике, а лишь стремлением создать видимость деятельности, чтобы и дальше преследовать свои личные корыстные интересы. По факту, простым гражданам не предоставлялось никаких прав, была лишь иллюзия власти, не подкрепленная реальными полномочиями. Также, насколько я помню, ответственные за это сенаторы предстали перед судом Ареопага, где и были приговорены к пожизненному остракизму. Но были и удачные попытки: выступление плебеев в 301, после которого им разрешили собирать Плебейские Комисси в Магистрате и «Обличение Трацита Цитисом» в 404 после которого была проведена перепись имущества плебеев для проведения честного воинского призыва в легионы и учреждена должность второго цензора из числа плебса. Все это является примером того, к чему стремился, и как Алхей видел Республику: «Лучшие из граждан управляют ими для их же блага», но сейчас, «лучшие» означает не принадлежность к благородному сословию, а личные заслуги и поддержка народа, – парировал Флавий.
