БАМ-БАМ-БАМ
Таран, представляющий собой одну из деревянных колонн, найденных неподалеку, ударялся в дверь инсулы, оставляя вмятины и трещины.
– Навались!
БАМ-БАМ
Дверь рассыпалась осколками, хлипкая баррикада из мебели развалилась, и легионеры устремился внутрь. Квинт остался позади, войдя внутрь, когда первый этаж уже был зачищен. Повсюду лежали трупы и умирающие. Стены и потолок были залиты кровью вперемешку с пеплом.
Пожары усиливались, угрожая сжечь весь город, если не удасться навести порядок. Черный дым стелился по полу, словно проказа, пробравшаяся в древний город откуда-то из глубины.
Солдаты побежали по лестнице вверх, Квинт последовал за ними. Сопротивление в этом доме уже практически подавали, и сейчас легионеры штурмовали внутренние помещения.
Квинт поднялся на верхний этаж. Дверь рядом с ним открылась, оттуда выбежал человек, размахивая кинжалом. Квинт рефлекторно уклонился влево и, не целясь, нанес удар мечом.
Молодой парень, не больше семнадцати лет, с вьющимися каштановыми волосами лежал на полу. Из его груди толчками выплескивалась кровь, образовывая лужу под ним, взгляд невидящих глаз был устремлен в пустоту.
Квинт взглянул на меч в своей руке. Клинок покраснел и надпись на нем скрылась под бурыми разводами. Он вновь взглянул на парня, из его рта лилась кровь, а рана на груди пузырилась в такт угасающему дыханию. Квинт сжал зубы и нанес удар, оборвав страдная умирающего юноши.
Солдаты пробились вперед, Квинт побрел за ними. Из-за угла показался кинжал, солдат занес меч для удара.
– Стой! – Квинт схватил легионера за руку и остановил удар.
– Что?! – прорычал солдат, но увидев Квинта добавил. – Простите… Я не узнал вас.
– Отойди.
Квинт пошел вперед. У стены сидела красивая молодая девушка с короткими волосами цвета вороного крыла. Из ее живота торчала стрела, а шея и грудь были залиты кровью. Остекленевшие большие карие глаза смотрели в пустоту.
Рядом с ней стояла другая девушка. Ее серебристые волосы почернели от сажи, а дрожащие руки сжимали кинжал.
– Стой, все хорошо, я не обижу тебя, – Квинт снял шлем и выставил руки перед собой. Ему казалось, что он уже где-то видел ее.
– Это вы… центурион…? – прошептала она.
Квинт вспомнил. Он спас ее от банды насильников в переулке в ночь Праздника Вина, а после подарил этот самый кинжал.
– Да, это я… Мара…
Клинок со звоном упал на пол, и девушка бросилась к нему.
– Все хорошо, все хорошо… – Квинт прижимал к себе трепыхающееся тело.
* * *
– Коня! Коня! – Квинт схватил поводья поведенного жеребца и взлетел в седло.
Он несся сквозь пламенный ад, в который превратилась столица. Впереди него сидела Мара, она обнимала его за плечи, дрожа всем телом. Квинт укрыл ее плащом, чтобы защитить от ужасного жара вокруг. Воздух дрожал над головами, навевая тошноту.
Улица напоминала лесную дорогу во время пожара, стены огня угрожали сомкнуться, навсегда перекрыв путь к спасению. Квинту казалось, что он запекается внутри доспехов, а брови сгорели дотла. Глаза слезились так, что почти ничего не было видно.
Каменный дом по правой стороне улицы рухнул с ужасным грохотом, буря красных искр взметнулась вверх к почерневшему небу. Ревущий поток огня перегородил путь, Квинт повернул влево, и конь перескочил сквозь пламя. Центурион сбил оранжевые языки с плаща и устремился к северным воротам.
Дым душил, вокруг стонали люди, горящие заживо, но он продолжал безумную скачку. В голове стучала мысль:
«Спасти! Спасти хотя бы ее! Она не станет еще одной жертвой это войны!»
Квинт покинул горящий город, за ним тянулся длинный шлейф дыма, словно кильватерный след от корабля в воде. Конь рухнул замертво через пару сотен футов.
Квинт сбросил с себя тлеющий плащ и стал снимать обуглившиеся доспехи. Они падали на землю почерневшие и сломленные. Рука, не успевшая зажить, кровоточила, теплые струйки засыхали на теле, превращаясь в твердую бурую корку. Ожоги покрывали руки. Он кашлял от копоти, резь в глазах напоминала удары кинжалов.
Он тяжело опустился на землю возле ссохшегося мертвого дерева. Он сидел, согнув спину, и смотрел на горящую столицу.
«Боги… как…?»
Раздался треск ткани, его рука ощутила нежные прикосновения. Квинт повернул голову и увидел Мару, накладывающую повязку. Девушка оторвала лоскут от своей одежды и теперь перевязывала ему руку. Мужчина поднял взгляд и застыл.
Сполохи пожара играли на белоснежной коже, зеленые глаза светились изнутри, а лунные волосы переливались в зареве горящего города.
Эпилог
Гулкое эхо шагов отдавалось ударами грома в каменных сводах древнего Храма Единого Бога. Сквозь изысканные витражи пробивались лучи солнца, отражаясь от золоченых колонн. Советник короля – граф Де Негорос не спешил так, как знал, что милорда не стоит отвлекать от двух вещей – постельных утех с юной графиней Де Фи и молитвы. Застывшие стражники по сторонам коридора вытягивались по струнке при приближении королевского советника, хотя казалось невозможно стоять еще ровнее. В дальнем конце показалась большая деревянная дверь, сделанная из пород древесины, уже давно исчезнувших деревьев.
Граф застыл у двери в ожидании, принявшись размышлять о том, что он скажет королю. Конрад IV был настолько же требователен к подчиненным, насколько строг к себе перед Богом. И даже королевскому советнику стоило подбирать слова, во избежании неприятных последствий в виде переселения в «комфортабельные» апартаменты в казематах замка.
Часы пробили полдень, граф отворил двери и вошел в личную часовню королевской семьи. Монарх, по своему обыкновению, молился один, припав на одно колено. Заметив советника, он не обратил на того никакого внимания, продолжая беззвучно шевелить губами.
Де Негорос представлял собой пример человека, наделенного необыкновенной волей и проницательностью – пройти путь от младшего сына простого малоземельного барона до второго человека в Астии, лишь благодаря своим талантам и усердию, способен далеко не каждый. А уцелеть в хитросплетениях дворцовых интриг, пятнадцать лет служа при дворе, удается единицам.
Через минуту король Астии поднялся и обратился к графу:
– Мне снятся кошмары, друг мой, сны настолько реальны, что я вскакиваю с ложа с криком. Я молюсь до утра, и лишь солнечный свет и слова, обращенные к Господу, могут избавить меня от темных предзнаменований. К тому же, меня беспокоит здоровье королевы. Последнее время она мало ест и тоже плохо спит, переживая за королевство и меня. Надеюсь, ты принес добрые вести?
«Она переживает не за королевство, ее гложут мысли об ушедшей молодости, и юной графине в вашей постели, милорд» – подумал советник.
