Дориан будто воочию увидел Дом Дрейков: погибающий сад, комнаты, что вновь затягивало паутиной и мёртвой тишиной…
Рука безотчётно сжалась.
Дориан снова был там и смотрел в глаза людей на портрете. Они теряли улыбки, иссыхали, истончались… Словно умирали по новой.
Край лезвия «Гадюки» скользнул по мягкой ладони, распорол кожу, выпустил кровь.
Боли не было.
Только взлетали, вздрагивая от ветра, пустые качели…
Он променяет Печальный Остров на Счастливый Континент.
Он променяет…
Дориан моргнул, вгляделся в билет.
И смял его в ладони.
– Не в этот раз, Двуликий. Не в этот раз.
Пальцы легко разжались. Сероватый комочек подхватил ветер.
***
…Спустя полчаса первого попавшегося вампира из Клана Аббата припёрли к стенке.
– И куда же вы её вели? – спросил угрожающе-сладкий голос.
Красавчик Монти гулко сглотнул, кляня почём стоит свою невезучесть.
В глазах Дориана плясали знакомые бешеные огоньки.
В руке была зажата готовая к укусу «Гадюка».
Глава 32. Рассказ барона
Шёпот со всех сторон…
Мольба и приказы, чей-то смех и чьи-то слёзы.
Шёпот со всех…
Разные, неуловимые, как эхо, голоса.
Шёпот со…
Пятипалая рука, сквозь кожу которой просвечивают кости.
Шёпот…
Мимолётное движение на синих губах мертвеца.
Дайана крутится в пустоте. Будто невидимый паук, перебирая суставчатыми лапками, деловито сворачивает её в плотный кокон: забивает липкой паутиной безмолвно кричащий рот, закупоривает ноздри, забивает каждое ухо и…
…И нечем дышать. Только вращается чужое тело, словно кабанья туша на вертеле. Капает, сворачивается кровь. Падают, высыхают слёзы.
Нечем дышать!
Крик всё же прорывается – мычанием страдальца, у которого отрезан язык.
«Ридделл-Ридделл-Ридделл», – звучит где-то далеко, на самом краешке сознания…
Руки бешено дёргаются, мечутся.
И путы…
Дайана проснулась. Она лежала на кровати лицом вниз: во рту – соль от крови, что натекла с прокушенной губы, на веках – сухие кристаллики слёз. Одеяло – плотное, сырое и жаркое – было перекручено вокруг неё, как смирительная рубашка. Пахло потом – и лавандой. Лавандой, аромат которой всегда напоминал её комнату и Хокклоу.
Хокклоу.
Дайана резко перевернулась на спину. Забилась, запрыгала, словно бабочка, яростно пробивающая из кокона путь. На раз-два – освободила руки, на три – сбросила одеяло и приготовилась было вскочить на ноги…
Внезапный шорох.
Полог откинулся, заставив Дайану с невнятным криком отпрянуть.
Лицо манекена. Крохотные молнии, вспышки света под кожей.
– Уйди вон!.. Я не звала тебя… Уйди!
Слуга поклонился – послушный, безголосый… Положил некую плоскую коробку в изножье кровати. А потом – исчез, лишь стоило ей моргнуть.
Дайана соскочила на пол, бешено огляделась по сторонам.
Нет. Не Хокклоу.
Аскетичная комната: кровать на четырёх столбиках, узкий, как могила, шкаф. Зеркало в полный рост, простенький стол с парой деревянных стульев…
И окно, забранное решёткой.
Дайана кинулась к нему со всех ног. Вцепилась в железные прутья, привстала на цыпочки, заглянула…
Белые барашки волн, что накатывают на зубчатые скалы. Рокот моря далеко-далеко внизу. Огромная высота.
Сердце упало. Кануло в глубокий-преглубокий колодец. Дайана медленно шагнула назад, потерянно остановилась среди комнаты. Руки, заботливо перебинтованные кем-то, бессильно повисли. Дайана глянула на них, точно в первый раз, – и принялась яростно сдирать бинты.
Открылась кожа: светлая, как ванильный крем, нежная, нетронутая…
Внезапное отвращение накрыло с головой: наверняка здесь не обошлось без магии. Дайана бросила бинты, брезгливо отшвырнула их голой ногой и оглядела себя: спутанные со сна волосы, влажноватую ночную рубашку…
Дайана шагнула в сторону шкафа, распахнула скрипучие створки – пустота. Провела ищущим взглядом по комнате.
И её одежда, и пальто Дориана исчезли.
Но оставалась коробка, почтительно поднесённая слугой.
Дайана подошла обратно к смятой кровати. Тронула коробку самыми кончиками пальцев, нерешительно открыла…
Ворох тканей. Аметистовый шёлк. Туфельки на шнуровке. Рулончик жемчужно-серой ленты.
Дайана помедлила. Потом – запустила руки в коробку. Вытянула шелестящее платье.
Ткань приятно холодила разгорячённую кожу. И напоминала колдовской огонь. От этого было гадко.
Дайана облизала губы. Язык прошёлся по кровавой корочке туда-сюда.
Что ж. Деваться всё равно некуда.
Дайана оделась. Небрежно расчесала волосы пятернёй, подвязала серебристой, как рыбка, лентой и подошла к зеркалу.
…Давно, как же давно она не видела себя такой. Джинсы и плащ, рюкзачок, позабытый в Доме Дрейков, – всё это выковало ей новый облик, смирило с судьбой. Но сейчас вновь пробуждалось прошлое.
«Очень скоро тебе придётся решать».
По спине прошёлся озноб. Но Дайана заставила себя выпрямиться, вскинуть повыше подбородок.
Вечность – её удел. Бесстрашие – её сила.
Дайана шагнула к двери. Из едва заметной щёлки тянуло холодом.
Потянуть, распахнуть…
…И увидеть льдисто-серые глаза.
– Здравствуй, дочь, – сказал Джеймс Ридделл.
***
Дайана почти не запомнила путь в ту комнату на вершине башни. Приказывал барон идти за ним или нет, говорил ли по дороге хоть что-то – всё это начисто стёрлось из памяти. Стоило увидеть его – как внутри всё перевернулось. Ледяные глаза прошлись по её лицу и беспрепятственно вонзились в зрачки. От него веяло знакомой пугающей силой, чем-то притягательным… Вынуждающим подчиниться.
Они миновали несколько пустынных залов и крутых лестниц – тусклых, размытых, словно Дайана смотрела на них сквозь непрозрачное стекло. Внезапно впереди распахнулись двери – и Дайана вслед за бароном шагнула в сумрак тихой комнаты. В ту же секунду транс, что был наслан отцовским взглядом, исчез.
Небрежный взмах рукой, резкий щелчок пальцами – в камине вспыхнуло и загудело фиолетовое пламя.
