Как ни странно, девушка послушалась. Не стала отмахиваться, не попыталась отстраниться. Послушно вложила руку в ладонь Илоны и поднялась. Даже на ногах устояла, лишь слегка покачнувшись. Но продолжала дрожать.
– Объяснись! – потребовала Олэна.
– Шелли устроила истерику, что не станет раздеваться. Я думала, она… хм… не хочет раздеваться.
– А что на самом деле оказалось?
– Не знаю. – И тут Илона повернулась ко мне. – Алена сказала, что Шелли не понимала, что делает!
Ну да, конечно. Сама накосячила, теперь переводит стрелки на меня. Я не растерялась, пояснила:
– И не отказываюсь от своих слов. Шелли была явно напугана. Очень напугана. Она не контролировала себя и плохо осознавала происходящее. Что-то сильно воздействовало на нее. Возможно, с общественным купанием связано какое-то воспоминание.
Шелли вздрогнула от моих слов, опустила голову и пробормотала:
– Простите. Я… я на самом деле… я не могла… никак… – Она зажмурилась и замотала головой. – Простите меня.
Шелли закрыла лицо руками и разревелась.
– Так… ты, – Олэна кивнула на Шелли, затем на меня, – и ты. Вы пойдете со мной. Илона, продолжай занятие с остальными.
Не дожидаясь реакции, богиня развернулась и зашагала к выходу из зала. Шелли рыдала. Мне пришлось приобнять ее за плечи. Тихонько погладив, сказала:
– Шелли, пойдем. Нужно идти.
Не хватало еще, чтобы ее опять обвинили в неповиновении!
Да эта чертова академия просто кишит садистами. Совсем с ума сошли – наказывать болью! Не знаю, что за камень использовала Илона, наверное, какой-то артефакт, но следов он не оставил. Только боль. Конечно. Нужно ведь как-то воздействовать, при этом не нанося повреждений. Муж не обрадуется, если внешность его жены слегка подпортят за непослушание.
Как же я зла! И чего уж греха таить, напугана.
Я бы не хотела, чтобы ко мне применили эту дрянь.
Шелли в очередной раз вздрогнула, но противиться не стала. Побрела вместе со мной к выходу.
Следуя за богиней, мы поднялись на первый этаж и вошли в ближайшую аудиторию. Здесь не было никаких бассейнов: только парты и стулья. И солнечный свет, льющийся сквозь широкие окна.
Я помогла Шелли присесть. Сама устроилась рядом.
Некоторое время Олэна вышагивала перед нами, потом остановилась.
– Алена, как так вышло, что ты поняла, в каком состоянии Шелли? Когда Илона этого не поняла.
Вот тебе раз! Мне теперь еще за преподавательницу отвечать?
– Я не могу говорить за других. Но могу говорить за себя. Да, я заметила, в каком состоянии Шелли. Это было видно по ее движениям, по ее глазам. И говорила она не слишком связно, бормотала что-то о гареме. Я читала, что так ведут себя люди в панике. А в состоянии паники люди плохо себя контролируют. Это уж точно не могло быть связано с нежеланием повиноваться. О чем я сообщила Илоне.
Богиня смерила меня внимательным взглядом.
– Читала, значит… Любопытно. Шелли, что скажешь?
– Алена права, – совсем тихо, почти шепотом ответила девушка. – Гарем… все происходящее напомнило мне гарем. Я очень испугалась.
– Поясни.
Плечи Шелли задрожали. Она закрыла лицо руками и снова разревелась.
Олэна закатила глаза к потолку.
– И сейчас не контролирует себя?
Шелли рыдала:
– Не-е-ет, я все-е-е ска-ска-жу-у-у… – Но то, что она дальше мямлила, было совершенно непонятно. Видно, что старается, боится наказания. А говорить не может. Потому что плачет!
– Алена, может, и теперь подскажешь, что нужно делать?
– Шу! – выпалила я. – Нам поможет Шу!
– Все, веди ее к Шу. С моих глаз подальше! – раздраженно выпалила богиня.
– Да-да, сейчас.
Сердце разрывалось при виде рыдающей Шелли. У нее психологическая травма, а над ней, бедняжкой, еще поиздевались!
Мы в отвратительном положении. Причем все. Все жены, кто здесь оказался.
Я снова приобняла Шелли за плечи и повела к выходу. Стоило только переступить порог – и мы очутились в лечебном крыле. Шу тут же подлетел, на его лице отразилось беспокойство.
– Бедная девочка! Бедная… как же так… – забормотал он. На этот раз магией на нее не воздействовал. Призрак обратился к магии, чтобы перенести сюда стол со стульями и три чашки. Помог мне усадить Шелли за стол. Попытался дать девушке чаю, но, видя, как дрожат ее руки, принялся поить сам.
– Вот так… все хорошо… Этот чай поможет тебе успокоиться. Все будет хорошо. Не переживай. А это тебе, Алена, – он кивнул на вторую чашку. – Не стой столбом. Тебе обычный чай.
Я послушно присела и тоже взялась за чай. Фруктовый, как выяснилось.
Спустя какое-то время Шелли успокоилась. Перестала рыдать и смогла пить самостоятельно. Шу отстранился от нее. Тоже присел за стол, взял свою порцию чая.
– Я… я должна рассказать, что произошло? – тихо спросила Шелли.
– Не должна, – мягко сказал Шу. – Если тебе станет легче – можешь рассказать. Мы выслушаем и поддержим. Но не осудим.
Шелли сделала еще пару глотков, поставила чашку на стол и, судорожно вздохнув, сказала:
– Я расскажу.
Мы не торопили ее. Шелли говорила медленно, с остановками.
– Я родилась в гареме. В нашей стране так принято. Мой отец – правитель Шедонии. У него… сорок семь наложниц и одна жена. Когда я появилась на свет, мама была одной из наложниц. Но… меня, как дочь правителя, воспитывали отдельно. До семи лет я видела только маму, папу и служанок. Я… я не знала, что они наложницы моего папы! – воскликнула Шелли.
Судорожно вздохнув, уже тише продолжила:
– Поначалу не знала. Мама стала второй женой папы, когда родился Альчен – мой младший брат. Мне тогда исполнилось семь. И мы перебрались в другие покои, поближе к папе. А когда умерла его первая жена, стали настоящей семьей. Но… позже ему привезли новых наложниц. И я снова не знала, кто они такие! Думала, просто служанки. Не понимала тогда, почему мама плачет по ночам. Почему с каждым днем становится все несчастнее…
Шелли снова замолчала, чтобы сделать глоток чая. Затем продолжила:
– Мне было двенадцать, когда я познакомилась с ней. А ей… ей было шестнадцать. Она показала мне гарем. Как сейчас вспомню… – Шелли задрожала. – Они тогда купались в ароматных маслах. Даже запах похож! Такой же… такой же… развратный, как сегодня на занятии. – Замотав головой, зажмурилась. Но говорить не перестала: – Подруга уговаривала меня раздеться и купаться вместе с ними. Хотела унизить. А я ничего не понимала и была напугана. Потом появился папа. Наказал. Их… и меня… мне нельзя было в гарем. А это… их купание… до сих пор стоит перед глазами, – Шелли стиснула чашку так сильно, что пальцы побелели.
