Похоже, только что произошла самая большая на свете ошибка.
Нас с Владом обступают люди Сафонова и следом провожают в черную машину с тонированными стеклами.
Мы с малышом размещаемся на заднем сидении. Между нами охранник. Сам олигарх садится впереди.
Когда машина трогается, я немного отхожу от оцепенения и вспоминаю про Руслана.
— Куда мы?
Поначалу мне кажется, что я задала вопрос в пустоту.
— Ты теперь моя, Эльвира, со всеми потрохами…
Я вижу как Сафонов постукивает по подлокотнику.
— И такие вещи тебя не касаются!
Я резко дергаю за ручку в салоне автомобиля.
Я уже не думаю, что разобьюсь, выпрыгнув из машины на полном ходу. Во мне говорит отчаяние. Я не могу вот так уехать и оставить своего малыша.
Не могу стать чьей-то игрушкой. Я обязана спасти сына.
***
Сафонов Валерий
Я поначалу и не понимаю толком как это вышло. Почему моя хваленая безопасность дала такую огромную брешь. Быть может, дело в том, что я резче резкого побросал все, чем занимался, отменил все планы и бросился возвращать себе семью.
Вернул, как же.
До сих пор в ушах стоит это “ненавижу”, сказанное сыном. Когда я услышал эту фразу, как будто отупел. Я был готов ко всему, даже труп увидеть. Но не к этому.
Вырывает меня из раздумий душераздирающий крик:
— Мама!!!
Я начинаю реагировать быстрее, чем успеваю подумать. Оборачиваюсь: в салоне настежь распахнута дверь.
Мы довольно быстро летим по трассе.
Какого хрена?
Я не сразу успеваю понять, что она выбросилась. Сумасшедшая… Зачем?
— Тормози! — ору на водителя. — Останавливайся!
Идиотка.
Выпрыгиваю наружу, как только мы съезжаем на обочину. Машина еще толком не остановилась. Я иду в обратном направлении, бегу практически.
В такие моменты во мне отрубает все человеческое — когда я чувствую опасность. А ее уровень сейчас запредельный. Он бьет по мозгам. Я вижу опасность в стеклянных глазах сына и понимаю, что он не простит мне этой потери, а также в том, что она могла убить себя.
Вижу ее тело на обочине — в пожухлой траве чернеет спортивная куртка. Я не могу злиться сейчас, хотя отлично понимаю, что она опять оказалась на шаг впереди меня, снова обыграла.
Может, в жопу эти соревнования?
На обочине в это время тормозит автомобиль Мурата. Из него выгружается мой друг и его парни, но я почти не обращаю на это внимания — спешу к ней.
Мурат снова оказывается дебильным препятствием — хватает меня за плечо. Вырываюсь. Да блин, я уже от этого устал!
Перехватываю его руку и замечаю в глазах друга что-то похожее на бешенство.
— С дороги ушел… — цежу сквозь зубы. — Хорош меня хватать.
— Сафонов, да ты совсем с катушек слетел.
Мурат указывает кивком на девушку.
— Отойди, — шиплю, чуть наклонив голову.
Или не пожалею тебя.
Мурат отодвигается.
— Мама! — все еще стоит в ушах крик сына.
Сейчас я будто бы вижу опять перед собой мертвую Риту и в голосе сына слышу упрек: “Ты мою маму не спас!”
Падаю на колени рядом с Эльвирой. Переворачиваю на спину.
Мать моя! Все лицо кровью перепачкано. Прикладываю пальцы к шее — я давно научился щупать пульс. Жива.
Приглядываюсь: да все не так плохо. Кровь из разбитой брови. Она дышит. Шепчет что-то губами. Я наклоняюсь ближе, чтобы понять.
— Мальчик… мой мальчик…
Может она сумасшедшая и ей нужен мой сын?
Встряхиваю Эльвиру за плечи.
— Ты о чем?
И тут рядом оказывается Мурат.
— Сафонов, оставь!
Херли.
— Мы не у себя дома. Тут на твои дела не будут слишком долго закрывать глаза, — друг указывает взглядом на Эльвиру. — Она, между прочим, дочь уважаемого человека.
Я подхватываю Эльвиру и поднимаюсь с ней на ноги.
— Зачем дичь творишь? — встает у меня на пути Мурат. — Не отошел от фенобарбитала?
Я огибаю друга, легонько задевая плечом. Даю ему понять, что спорить без толку.
— Она моя.
— Сафонов!
Что, блять, Сафонов? Сказал “моя”, значит, не обсуждается.
— Да ты ее убьешь! — хватает меня сзади за руку. — Хватило, блин, того, что ты ее из машины выкинул на полном ходу.
Разворачиваюсь и чувствую, что кривлю губы.
Я никогда не трогал женщин и детей. Видел в них Риту с моим сыном. Не хотел опускаться до уровня последней мрази, да и не поднималась у меня на них рука, даже если были виноваты.
За это Мурат называл меня благородным мстителем.
Теперь я вижу, что глаза друга блестят. Вот так он обычно смотрит на врагов.
То есть, я ему теперь враг? Правая рука сжимается в кулак сама по себе. Ненавижу предателей.
Срать я хотел на то, какая возжа ему под хвост попала. Кто он такой чтобы я перед ним оправдывался?
— Садись в машину, — приказываю.
— Ее надо в госпиталь.
Где все обложили люди Карского. Ну конечно!
Еще раз смотрю на Эльвиру. Глаза полуприкрыты, кровь размазалась по лбу и щеке. Я не могу отдать врагам женщину, которая меня обыграла.
Еще раз смотрю в ее лицо и понимаю, что чувствую только жгучий азарт. Хочу заставить ее сбросить все маски, подмять под себя, узнать, из чего сделана эта девочка.
Она мой первый достойный противник и я хочу с ней долго играть.
— Я все сказал, — стряхиваю руку Мурата.
Я приглашу ей моего личного врача. Эльвира не выйдет из моего дома, пока я ей этого не разрешу. Еще я буду давать такие козыри врагам!
— Ты едешь с сыном, — приказываю Мурату, сообразив, что окровавленная женщина заставит мальчика меня по-настоящему возненавидеть.
А с другом я Эльвиру оставлять не хочу. Что-то он странно взбрыкивает.
Локальный бунт начальника моей охраны так и не выливается в бурю. Наш кортеж двигается и когда мы выезжаем за пределы области, я чувствую, что расслаблюсь.
Наша машина направляется к морю, на юг, покидая пределы центральной России.
Мы с Ритой родились в Ростове-на-Дону. Там я потом и начинал карьеру хозяина подпольного игорного бизнеса. Там же развязал криминальную войну, которая чуть не стоила мне жизни. И, как выяснилось, о ней слышали в Воронеже, на много километров севернее.
