Чувствуя, как неудержимо съезжаю в пучину безумия, как зашумело в голове (от чего окружающие звуки слились в монотонное далёкое бу-бу-бу), выдернула руку и попыталась отстранить дедулю. Воздуха катастрофически не хватало.
Жжение резануло с новой силой, заметно освежив чувства.
В горле всё в момент пересохло и слиплось. Но кувшин с водой был занят — в нём в данную минуту снова торчала моя же пострадавшая рука, которую больше не тянуло оттуда вынимать.
— Не сон. — вслух констатировала я, заставив напряжённо замереть этого самого франгу.
Глоссарий:
* Высшее дворянство (князь, герцог, маркиз, граф) — ридган/ридганда
** Даркан Вершитель — Бог смерти и посмертия. Забирает душу умершего, судит его деяния и помыслы, а потом отводит в достойное для умершего место. Кого отправляет в ад, кого — в рай, а некоторым, где сомневается, выносит приговор — перерождение. Логичен, мало эмоционален. Покровитель военных и охотников. Его стихия — огонь.
***Эрина Милостивая — жена Даркана, аналог Персефоны, богиня жизни и возрождения, плодородия. По-кровительница рожениц. Её стихия — Земля.
**** Врач — франга/франгана — воюющий со смертью (аналог: doctor — лекарь, доктор (ученая степень), учитель)
3
— Не сон? — тупо повторила я, глядя на старика теряющими картинку глазами, и уже без сопротивления, даже, можно сказать, с облегчением падая в бессознательное.
Очнулась утром, о чём сообщил льющийся из окна солнечный свет, ощутимый даже через закрытые веки. Поднимать их совершенно не хотелось. Во-первых, всё тело казалось неимоверно тяжёлым, и даже ресницы, по определению должные быть лёгкими, как пушинки, пудовым весом отягощали глаза. Во-вторых — страшно.
Всё произошедшее ночью помнилось явственно, до последней мелочи. Прислушалась к ощущениям в руке — не так остро, но, замотанные какой-то тряпкой, пальцы ныли. Пришлось признать, что и не открывая глаз можно сделать вывод — я именно там, где боялась проснуться.
Из помещения исчез сладковатый запах дурман-травы, вместе с ним меня покинула эйфория и обезболивание, которое, по всей видимости, она давала. По крайней мере ночью не было такого поганого ощущения в желудке, будто его намедни настойчиво выворачивали на изнанку. И вообще, жизнь казалась радужной и понятной. А теперь?
Теперь выходит, что… Мамочки, у меня рот не выговаривал то единственное, что просилось на язык. (Ну кроме версии со враз охватившей разум бесноватостью, во что тоже верить не очень-то хотелось.) Так. Давайте вспоминать, что восстанавливается из нормальной действительной реальности. Путёвка, автобус, вот я пишу наброски, уснула… Что ещё? Удар! Удар чудовищной силы, и… дух вон.
— После такого не выживают. - чувствуя, как наворачиваются слёзы, как по виску бежит горячий ручеёк, честно констатировала я, отключая мысли и позволяя мозгу хотя бы ненадолго погрузиться в невесомость.
Все эти истории про попаданцев — чистой воды вымысел. Сказки. Уж я-то знаю это наверняка. Поэтому, просто взять и поверить в реалистичность такого развития событий никак не получалось. От одной только подобной фантазии мутило даже лёжа.
Долго собираться с силами мне не дали. Вскоре в комнату проведать болящую пришла та самая девочка-подросток, которая ночью вызывала врача. На цыпочках приблизилась к кровати и заметила слёзы, с которыми вообще не удавалось справиться.
— Вам больно, ри Тина? — она взялась утирать мою щёку и подложила чистую ткань на промокшую подушку. — Это потому, что франга Эльронд велел убрать благовония, испугавшись, что сладкий дым уведёт ваш разум за вечные пределы. А напоить настоем мы вас не успели. Сейчас… — девочка сбегала к столу и стала одной рукой приподнимать мою голову.
Разлепив глаза, сквозь мутную призму невысохших слёз, я различила на уровне рта глиняную пиалу. Сопротивляться сил не было. Да и зачем? Этот ребёнок зла мне точно не желает. А пить и в самом деле очень сильно хочется.
Однако, как только я сделала первый маленький глоток, желудок снова скрутило спазмом.
— Это ничего. Это потерпите, сейчас станет легче. — приговаривала она, утешающе поглаживая по руке,
Надо сказать, что почти сразу боль и в самом деле стала потихоньку отпускать. Моя спасительница дозволила сделать ещё два глотка густой, вязкой жидкости и убрала чашку, ссылаясь на то, что больше нельзя за раз — доктор не велел.
— А просто воды можно? — вслушиваясь в звуки своего нового голоса, осторожно спросила я.
— Надо подождать. Совсем немножко. Сейчас позову старика Эльронда, и он сам подаст, когда зелье войдёт в силу. — с этими словами она, тряхнув косичками, убежала за подмогой.
Такое простое действие окончательно развеяло все сомнения насчёт моего нынешнего положения. Отчего паника только усилилась. Ничем приятным моим героиням попаданство, как правило, не оборачивалось. По крайней мере на первых порах. А чтобы добраться в эти другие — счастливые поры, требовалось не один пуд соли проглотить. Думать о том, что книги с плохим концом никто обычно писать не берётся, однако нигде не сказано, что их не бывает, вообще не хотелось.
Я снова, уже с совершенно другими целями, мыслями и эмоциями оглядела комнату, убеждаясь в том, что выживать нынче придётся в самых, что ни на есть, спартанских условиях натурального средневековья. Отрезвление вышло жестоким. Но, хочу я здесь находиться, а также верить в происходящее, или не хочу — никого уже не интересует.
Самую малость успокаивало то, что большим бонусом из прошлой теперь уже жизни я прихватила знания, пусть даже только теоретические, о том, как себя вести.
И первой вопросом вставала необходимость как можно больше разузнать, кто та самая девица, в тело которой меня вселили, почему в таком плачевном состоянии находится, и что вокруг вообще происходит. То есть, оценить исходные условия свалившейся задачи, принять их и не спалиться, чтобы не угодить в местный приют для слабоумных.
Только я немного пришла в себя, смогла погасить приступы паники и самостоятельно устойчиво сесть в кровати, как в комнату нагрянули гости.
Кроме девочки и ожидаемого доктора, в двери величаво вплыла взрослая женщина лет за сорок и девушка примерно моего же нынешнего возраста или чуть младше, с откровенным любопытством выглядывавшая из-за её спины. Обе мне сразу не понравились.
Дама, одетая в довольно приличное бордовое платье явно аристократического фасона, смотрела на меня свысока, даже с раздражением.
— Это был совершенно безрассудный поступок, Тиннариэль. — презрительно поджимая ярко очерченные губы, заявила она, — Не сложись всё так благополучно, что бы о нашем доме подумали соседи и твой, да простит меня Асфита, жених (на этих словах тётка, закатив глаза, многозначительно вздохнула), если он когда-нибудь всё-таки снизойдёт до того, чтобы исполнить данное его отцом слово. Стыд-то какой.
