— У них там оргии, что ли? — тихонько икаю я, пытаясь не представлять сие красочное мероприятие, но увы… Воображение, мое воображение.
— Ну, это как раз редко, — успокаивающе ухмыляется Генри, — склеп для оргии не самое лучшее место, как думаешь? Но по кустам поваляться парочки могут… Тут главное не давать никаких обещаний. Не брать на себя обязательства.
— А ведь ты мне дал… — невпопад почему-то вспоминаю я, — дал мне обещание. Помнишь?
— Я слежу за тем, что болтаю, птичка, — Генри нашаривает мою ладонь на своем локте и крепко её сжимает, — и если я сказал, что ограничусь только тобой — значит, так я и намерен сделать. Если ты, конечно, не против. Ты против?
— Н-нет…
У меня аж голос садится от подобных бесед. Экую романтику мы однако на кладбище, полном голодного демонья, развели…
Но… Почему вдруг я? Почему он говорит все это мне? И просто… Ох, Генри…
Так и хочется ткнуться носом в его плечо и подышать им еще. В этот раз благодарно, раз уж от тепла в моей груди сейчас тесновато. Но некогда. Мы все-таки вышли к склепу. И нас тут уже ждут. Пятеро!
18. Очень близкий враг
Их встречают четыре суккубы, один инкуб. Три девицы сидят на верхних ступенях склепа, на расстоянии друг от дружки, четвертая — отчаянно пытается выглядеть вызывающе, устроившись на спине у каменного льва.
Суккубы на Генриха смотрят хищно. Не в плане сожрать, им интересно совершенно другое. То, что им в принципе не светит, потому что настолько пачкаться Генрих не собирался даже ради сброса скопившегося напряжения.
На суккубах взгляд Генриха не задерживается. Его острейшая неприязнь к девицам настолько легкого поведения не исцелилась даже после двух сотен лет в посмертии и восьми десятков на распятии. Ради невозмутимости счета он худо-бедно справлялся с тем, чтобы не осуждать этот подвид демонов — милостиво избегал драки с этим слабачьем. Но и прикасаться все равно не желал…
Тем более, что одного только взгляда на то, как эти курицы пытаются соблазнительно надувать губы и хлопать глазами, начинает подташнивать. А птичка-то тем временем начинает ревновать… Робко так, нерешительно, но все-таки. Девахи-то фигуристые.
Как хорошо, что её запах сейчас перекрыт для всех, кроме Генриха. Можно наслаждаться этими колкими нотками и улыбаться про себя.
Ох, птичка-птичка, сколько тебе ни говори, ты все равно в себе будешь сомневаться, да?
Еще, поди, в уме и объем груди уже сравнила.
Инкуб вызывает у Генриха еще меньше расположения, чем суккубы. Развязный смазливый парень с наглыми глазами прожигателя жизни. Очень интересно, сколько правильных девчонок этот ублюдок перепортил?
Когти впиваются в ладонь, и приходится их втягивать обратно с ощутимым усилием. Все-таки эти спокойные, тихие и такие скучные дни дались Генриху нелегко. У него было чем себя останавливать, он не хотел ни в ад, ни обратно — на поле, но и инкубов с их «девочками» Генрих огибал за три квартала, как только начинал чуять их близость.
Свои слабые места он знал прекрасно.
А вот Агата не знает. И её чертова новая подопечная не знает. Но говорить ни той, ни другой о своей личной непереносимости всех демонов похоти Генрих не собирался. Пока — по крайней мере, он неплохо справлялся.
— Где она? — сквозь зубы цедит Генрих, пытаясь подавить нарастающее напряжение. В конце концов, если этот придурок проявит разумное мышление — отсюда удастся уйти не сорвавшись.
Они ведь знают, о ком речь, потому и вышли встречать, вышли прикрыть новенькую. Интересно, на кого они рассчитывали? На пару серафимов, которым они на кладбище смогли бы дать отпор?
Судя по немного замявшемуся инкубу, который явно репетировал едкое приветствие для последующей драки, и сейчас его деть было некуда, именно так и было. Получили же они исчадие ада. Непонятная девчонка, трущаяся рядышком, была просто не в счет, всем было понятно, даже будь она балластом — Генриху она особо не помешает.
— Чувак, — парень покашливает, явно пытаясь найти в себе храбрость для ответа, — девчонка от тебя сбежала, уважай её выбор.
Выбор.
Генрих презрительно фыркает.
— Она не нужна мне ни для какого «выбора», — раздраженно роняет он, пытаясь не особенно вдыхать приторный суккубий запашок. Из всех демонических запахов именно настырный, навязчивый, душно-сладкий запах стаи демонов похоти Генриху не нравился сильнее прочих. Он забивал нюх, мешал сосредоточиться на едва заметном, слабом запахе беглянки.
— Ну, тогда тем более, — смелеет инкуб, — не нужна она тебе — так оставь её в покое. Мы тебе охотиться не мешаем, а ты в наши развлечения не лезь.
— К нам пусть залезет, мы-то не против си-и-ильного мужчины, — развязно хихикает одна из суккуб. Блондинка. Та самая, что пыталась надругаться над несчастным львом, но у него для этого была слишком гладкая спина.
Генрих не оскорбляет себя ответом, ни первому, ни второй. Генрих просто переходит на рык. Так для них будет ясней, насколько мало у них времени на болтовню.
Демон на самом деле все это время находится слишком близко к поверхности. Будто притаился под самым верхним слоем кожи, ожидая, когда уже можно будет преодолеть эту последнюю жалкую границу. И демон не настроен на суккубьи "развлечения". В бытность свободы Генриха суккубов в Лондоне было немного. Все что были — бежали за лондонские границы или добровольно сдавались серафимам. Идиоты. На Полях-то точно было хуже. Хотя Генрих не возражал.
Рык оказывается действеннее любых слов.
С девиц сразу слетает их флиртующее настроение. Та, что ближе всех находится к Генриху, даже отскакивает на пару ступеней выше, торопливо обрастая чешуей.
— Фу… — тихонько комментирует Агата этот процесс, — ты поэтому не разрешаешь мне смотреть, как ты перебрасываешься?
— Да, — ровно отвечает Генрих, — увидишь это вблизи, и целоваться со мной уже вряд ли захочешь. По крайней мере, пока…
“…Пока ты не демон”, — это он договаривает про себя. В том, что у них нет иной судьбы, Генрих не сомневается. Он сможет прикрыть эту птаху, сможет удержать её на уровне беса, ему совсем не нужно было осквернять её. Но не так уж много времени у них оставалось, а никаких альтернатив она еще не предложила. Значит, она сдержит свое слово. И до этого момента осталось только совсем чуть-чуть подождать.
Суккубы сомневаются. В отличие от тех же одиночек-исчадий, у демонов похоти действительно очень выраженный стайный инстинкт. Даже охотятся они почти как бесы — бандами, и держатся рядом с друг дружкой, надеясь толпой отбиться от сильных отродий. И своих они в обиду стараются не давать. Особенно ослабленных погоней и голодом.
Разве что когда стая точно знает, что не справится с врагом. Эти — уверены, что справятся.
