– Я не курю. И вам не советую, вы же будущая мать, – сказал я не без иронии ту фразу, которая, наверное, раздражает каждую девушку. На самом деле, меня не сильно интересовало продолжение рода посторонних людей. И вообще, какая мне разница, что у неё там родится и родится ли вообще?
– Я ещё слишком молодая, чтобы становиться матерью, – она надула губы.
– Да? – протянул я, а затем какая-то дурацкая часть меня решила начать игру. – А мне кажется, наоборот. Старовата.
– Чё ты сказал? – спросила девушка, повысив тональность своего голоса, минимум, на октаву.
– О, вы ещё и глуховаты, – я демонстративно закатил глаза.
– Тебе по лицу давно не давали?
– Тётенька, вас же посадят за избиение малолетних, – я напряг всё своё актёрское начало и попытался показать «страх».
Это было последней каплей. «Тётенька» влепила мне пощёчину, громко выругалась и пошла, хотя, скорее, побежала от меня на другой конец улицы.
Как предсказуемо.
…
Меня устраивает кафе, в котором я работаю, потому что там редко можно встретить шумных подростков. Обычно к нам приходят семьи или же взрослые пары. Молодёжь, которая приходит сюда, – это студенты, им нравится заниматься за чашечкой кофе в небольших компаниях. Жаль только, что не все подростки такие. Запретный плод сладок, как говорится. Всё, что плохо – это круто. Казалось вот, мы преодолеваем какой-то порок общества, но в ту же секунду тонем в другом. А молодёжь…это просто кладезь пороков.
У меня нет друзей. Вот совсем нет. Все, с кем я общался в художественной школе или в кафе, спустя месяц за спиной, а потом и в открытую, называли меня «занудой» или «выскочкой». Они не понимали, почему я не разделяю их увлечений, почему не хочу проводить с ними время. Я не пытался их переубедить, мне было всё равно, что обо мне подумают. Я не мог заставить себя улыбаться людям, искать с ними встречи. Я просто молчал, а молчание – обычно самое оскорбительное для человека. Не многие могли пробиться через мою стену, потому что цель не оправдывала средства. Одной из тех, кому удалось разговорить меня, была Анастасия Борисовна. Она будто всегда знала, что сказать. Она не пыталась лезть мне в душу, но её слова были такими лёгкими и ненавязчивыми, что я просто не мог промолчать. Мы могли мило беседовать обо всём подряд, хотя, чаще всего, я и понятия не имел, о чём она говорит. Но я был внимательным слушателем, который изредка даёт комментарии.
Я не всегда был одиночкой. В школе, до тринадцати лет, у меня было много друзей. Я был абсолютно нормальным мальчиком, который любил видеоигры, рассказы о героях, документальные фильмы. Я не особо увлекался спортом, однако мне нравилось смотреть футбол с друзьями. После того случая многие пытались поддержать меня, подбодрить. Я ловко блокировал все их попытки, потому что был уверен, что никто из них не понимает, что я чувствую. А если не понимает, к чему всё это? Просто из-за того, что так принято? Для меня это было обычное лицемерие. Мне говорили, что им жаль. Я же был уверен, что никому не жаль меня.
Когда долго и безрезультатно пытаешься чего-то добиться, ты опускаешь руки. Ребята в новой школе так и не смогли пробиться через мои стены апатии. Так что, позаимствовав мою стратегию, сами начали меня игнорировать. Так я и заработал свой статус одиночки. Одиночки с непонятным прошлым и какими-то психическими заболеваниями. Так отзывались обо мне мои знакомые. Никто не знал, что случилось со мной, а я не спешил рассказывать. Время от времени находились добрые ребята, которые хотели подружиться со мной. Но рано или поздно все уставали, так как я не давал им той же энергии, которую они тратили на меня. Так было везде. В школе, в художке и даже в кафе. Все, будучи вежливыми ребятами, спешили знакомиться со мной. Но никто не понимал, почему я не соглашался «зависнуть» вечером в пятницу, почему не страдал от «похмелья» выходным утром, почему я не смотрел последний сериал и почему у меня нет любимого музыкального исполнителя. В конце концов, я остался один.
Если ты никого не понимаешь, проще сделать вывод, что никто не понимает тебя. Так я и поступил. Я решил, что все вокруг меня – глупцы. Их образ жизни примитивен, их не интересует ничего, кроме развлечений. Никто не хочет ничего отдавать, все хотят только иметь. Самое главное в их жизни – это удовольствие. Пока нет удовольствия, жизнь бессмысленна. Я просто решил, что всё это общество не подходит мне. Я просто оправдал своё одиночество ошибкой общества. Смешно, не правда ли?
Я не моралист, не считаю, что у нас потерянное поколение. Однако я не могу адекватно воспринимать этих подростков, постоянно стремящихся показывать себя крутыми и взрослыми. Подростков, которые, столкнувшись с первой же проблемой, побегут к мамочке и папочке.
Но на самом деле, я завидую им.
Я завидую им, потому что их единственный грех – это желание жить так, как они хотят. Они просто наслаждаются своим временем, своими возможностями. Они просто делают то, что приносит им удовольствие.
В отличие от меня, они не убийцы.
Глава 6. Не могу забыть
Я всё ещё лежал на кровати, сжавшись калачиком и закрыв руками лицо. Вокруг валялись рваная бумага, сломанные кисти, акварель, карандаши. Этот хаос в помещении олицетворял хаос в мыслях.
«Это всё твоя вина» – вот, что крутилось у меня в голове.
После ужасного события прошло больше полугода, а боль не утихла. Мне трудно описать своё состояние на протяжении этого времени. Будто вся твоя жизнь теряет всякий смысл. То, что казалось важным, становится бесполезным. Любое напоминание о людях, которых ты потерял, приносит огромные страдания. Эмоции играют с тобой в догонялки, то убегая от тебя, то догоняя в самый ненужный момент. Мой отец работал психологом, но он никак не мог помочь мне. Он даже не смог просто оставаться моим папой. Ведь ему самому нужна была помощь. А я не понимал этого.
Спустя какое-то время, разбирая вещи после переезда, я наткнулся на рисунок сестры. В моей голове вновь прокрутились её слова. И я понял, что она не сможет сдержать обещание. Люди так и не увидят её картины. Почему-то в тот момент я подумал, что я должен исполнить её мечту. Я должен стать таким художником, каким хотела стать моя сестра. Возможно, это сделало бы её счастливее, возможно, это сделало бы счастливее нас всех. Тогда я так думал. Как я ошибался.
Сейчас, свернувшись калачиком на кровати, я думал только о том, каким же глупым, жалким эгоистом я был. Кого сделать счастливее? Разве это возможно? Неужели я так просто пытался забыть, что я натворил? Как я вообще мог допустить мысль о том, что я имею право рисовать? Имею право исполнять её мечты, которые она исполнить не может.
Отец открыл мне глаза. Он сказал то, что я так долго скрывал от себя. Конечно же, это моя вина. И теперь у меня больше нет сомнений.
– Почему я не исчез вместе с ними?
– Артур?
Я поднял голову. В дверях стоял он.
– Отец…
