Заметка двадцатая. Шальная мысль
— Куда мы несёмся? — заинтересованно спросил Дейсон.
— В гинекологию, — честно призналась я.
Сама не знаю, как, но я набралась смелости повести его в то место, где змеюка сидит. Что я ожидаю от данной встречи — понятия не имею. Да и смысл думать, когда шла не абы как, а по делу. Надеюсь, супруг поймёт моё желание и поможет в этом деле.
— Ты сможешь внушить врачу, что мы на приём? — входя в здание, взволнованно спросила я.
— Наверное, — заинтересованно посмотрел Дейсон на меня и заговорщически подмигнул.
К кабинету подошли, посмеиваясь, прямо как дети малые. Понимаю, мужчины взрослеют намного позднее, но я же женщина, и тоже детство в попе заиграло. Или как назовёшь тот момент, когда мы вваливаемся к гинекологу, а та ошарашенно вскакивает от подобной наглости? Рабочий день подходит к завершению, но нас-то она обязательно примет.
— Яся? — заговорила гадина.
— Нет, — покачала я головой, подозрительно косясь на мужа, второй раз за день называют не по имени, странно. — Ася, сестра Яси. Хочу узи пройти, а то пока мы домой вернёмся, очередь пройдёт, а вас сестрёнка посоветовала.
Врала я на ходу, а спектр эмоций женщины менялся по мере каждого слова. На Дейсона она внимания не обращала, словно его и не было рядом. Или причина кроется в страхе? Интересно.
— Пройдёмте, — нехотя согласилась она, проходя в смежную комнату, оборудованную новейшей техникой, привезённой не так давно.
— Раздевайтесь и ложитесь, — произнесла врач, подготавливая аппарат к работе.
Быстро выполнила указания. Дейсон сел рядом, взяв мою ладошку в свою большую. Волнение и трепет переполняли душу. Прямо сейчас мы увидим наших детей. Может, сможем узнать их пол.
— …сердцебиение нормальное, — часть её речи пропустила, пытаясь сосредоточенно понять, где на экране дети. — Вот мальчик, это девочка, а третий не хочет показываться…
С каждым словом речь змеюки всё глубже проваливалась в пучину. Я почувствовала, что ректор подхватывает меня на руки и происходит внезапное перемещение. В зале нас уже ожидают, а супруг не спешит ставить на ноги, напрягаясь.
— Почему так долго? — взволнованно спрашивает Жизнь, приближаясь к нам.
— Так получилось, — отвечаю я, глупо улыбаясь. Кажется, я всех переплюнула с зачатием. — У нас тройня.
Мама хватается за сердце, оседая. Хорошо хоть Смерть рядом и успевает подхватить её. У самой эйфория, то ли в шоке, то ли радуюсь. Дейсон вздыхает, шепча:
— Чудо в перьях, что нам теперь делать?
— Рожать, — усмехаюсь я.
— А если…
— Вот когда наступит это если, тогда и посмотрим, — отрезаю я, понимая его тревогу, но верю в то, что скоро всё будет хорошо и ничего плохого не случится. Главное верить: мысли материальны!
Эту ночь спала как младенец. Серая дымка во сне не пугала, напротив, старалась ластиться и требовать ласки. Ну и как отказывать после такого? А никак! Вот и погладила, полюбила, принимая ту силу такой, какая она есть. И проснулась от шевеления деток.
Решив не тревожить Дейсона, взяла шкатулку со стола и направилась напрямик к цели. Ничего не предвещало беды, пока не оказалась напротив зеркала. Путь к нему преградил тот самый незнакомец, по рассказам являющийся моим дядей Ником. Желваки на его лице ходили ходуном. Он яростно таращился на заветную вещицу и прошипел:
— Отдай её мне! Ей нельзя здесь находиться, дрянная девчонка!
— Д-дя-дя, — отступая, пролепетала я, стараясь взять себя в руки и не дрожать, как осиновый лист на ветру от страха.
— Ха-ха-ха, — раскатистый смех прокатился по рядам стеллажей. — Какой я тебе дядя, человек?! Ты отродье! Не удалось уничтожить тогда позор Межмирия, и звезда исчезла. А ведь цель была так близка!
Каждое слово сочилось ядом. Глаза лихорадочно блестели, а по подбородку побежали слюни. Пальцами мужчина трепал свои волосы, и те падали на пол. Запах гнили заполнил пространство. Ещё немного, и чувствую, что стошнит.
Бежать! Бежать! Бежать!
— Что с вами? — нельзя поворачиваться спиной, хоть в голове и вертится лишь мысль о том, что нужно бежать и звать на помощь. Если не успею — погибнем. Не могу пойти на такой риск. Только не тогда, когда нашла счастье. Они все мне дороги.
— Со мной? — озадачился Седрик, доставая из чёрного плаща карманное зеркальце и смотрясь в него с восхищением. — Уже скоро, любимая.
Не знаю, что он там видел, но вот в зеркальной глади появился тот, кого я искала. Ему не нужно что-то говорить: одно его движение, и от сумасшедшего не осталась и следа. Я сползла по стенке, всхлипывая. Стало так холодно, противно.
— Прости, — сожалея, отозвался он. — Тьма порой опаздывает.
— Что с ним случилось? Что это такое? — распахивая крышку и доставая светящийся кулон, спросила я.
— Закрой глаза, — успела услышать, ощутив то, как я лечу в пустоту и то, как тьмой скользнул мужчина, хватаясь за звезду. — Успел.
Я ощутила, как меня аккуратно посадили на диван, присаживаясь рядом. Мужчина вздохнул, и мне впервые удалось взглянуть на него вблизи. Да, он скрывал лицо под маской, но был живым. В нём виднелась некая усталость и печаль. Отвернувшись, незнакомец сказал:
— Это я во всём виноват. Моя оплошность стоила слишком дорого, и тогда появился кристалл забвения — опасный и единственный артефакт, подвластный только тьме. Но везде свои изъяны. Ты же уже догадалась, кто я?
— Тьма? — неуверенно пролепетала я, ничуть его не боясь.
— Умница, дитя Жизни и потомок убийцы, — обернувшись, Тьма заглянул мне в душу. — Хватит вашим предкам страдать от проклятия и тем, кого я сам обрёк на страдания. Теперь для рождения не нужно черпать силы из грязи. Отныне вы все чисты.
Тёмная струйка потекла из кончиков пальцев. Со всех сторон стекались такие же сгустки, сходясь в одной-единственной точке на полу. Казалось, все они кричали от некой боли.
Сколько же их?
Поигравшись напоследок со звездой, Тьма без раздумья отправил кулон в чёрную пучину. Та в мгновение ока забурлила, разлетаясь в разные стороны и исчезая из виду, словно её никогда не существовало.
Я ощутила, как внутри расслабляется некая пружина, отвечающая за вечное напряжение. Иначе описать не смогу, просто не передать словами то, что почувствовала. Теперь же расслабилась и смогла спокойно дышать. Весь мир наполнился красками, которые мы можем видеть лишь в детстве непорочными детьми.
— Мне пора, — вставая, произнёс Тьма. — Будь осторожна. Я не могу вмешиваться в ваши дела. Это ещё не конец.
По коже пробегает табун мурашек. Но я не останавливаю Тьму, отпускаю, позволяя ей раствориться, исчезая. Тьме никто не может приказывать, и она тоже бывает милосердна. Сколького же не ведает Межмирие, обвиняя ту в многочисленных грехах! Может сейчас существа смогут изменить своё мнение?
