Знакомых фамилий не прозвучало, но и того, что я видел, было достаточно, чтобы вписать Львова и его «Прайд» в список уродов этого мира. Надо будет навести справки, мог ли отец с ними схлестнуться. А то кардинальность методов дает пищу для размышлений.
Потом пошли клетки другого типа. Ниже и шире, и с более толстыми прутьями, внутри которых тоже было полно костей. Не человеческих костей, а больше похожих на того шахтерского монстра с клешнями-кирками, которого я видел.
— Теперь понятно, как Львовы так быстро разрабатывали свои шахты, — промурлыкала Барыня и подошла к пыточному столу. — И эти люди говорят, что я где-то там перешла границу…
На одной стороне стола под толстым слоем пыли лежал почти целый скелет деймоса. Лежал на спине с закованными в кандалы конечностями. На второй стояли аптекарские пузатые склянки с остатками разноцветной жидкости, присохшей на стенках, и какие-то ржавые инструменты.
Судя по размеру скелета, деймос был еще совсем крохой. Кости частично рассыпались, но воображение спокойно дорисовало картинку препарируемого существа с растянутыми лапками — так лягушек обычно в учебниках биологии показывают. Правая клешня отвалилась и, проскочив через кандалы, упала на пол.
Я чувствовал остаточную силу умерших здесь существ. Людей — нет, там либо все выветрилось, либо природа сущности совсем другая. А вот кости скорпионов фонили — хоть сам поглощай, хоть огневиком изгоняй.
И пока барыня отвлеклась на изучение медных табличек на стене, я присел, завязать шнурки, как бы нечаянно скользнул фонарем по глазам монашки за спиной и схватил упавшую «клешню», быстро запихнув ее в ботинок и прикрыв штаниной.
По форме — скорее тонкий прямой клюв или коготь, сантиметров десять в длину. По ощущениям — душелов сам в себе. Сидит там что-то, пусть слабенькое, но откуда можно зачерпнуть силы, призвать владельца и использовать, если не против скал, то хотя бы против более мягких вражеских тел.
Монашка недовольно рыкнула на меня, чтобы не отсвечивал, но мои манипуляции с когтем не заметила. Барыня еще немного поболтала сама с собой, восхищаясь хваткой Львовых, еще больше запутав меня, какой же у нее возраст, ибо разрыв в двести лет не мешал ей говорить о первых владельцах шахты, как о давнишних знакомых. И мы отправились дальше.
Миновали еще несколько рабочих зон, углубились в длинный, очень длинный тоннель, который по моим прикидкам мог чуть ли не под озером идти, и перли по нему несколько часов.
Прошли несколько ржавых решеток и небольших комнатушек, то пустой склад, то заросшая пылью и паутиной комната охраны или рабочих. Трухлявые нары, столы, ржавый инструмент — явно какие-то технические помещения на пути длинного коридора, который вел на выход.
После довольно большого перерыва в одной из старых казарм, где удалось даже подремать, дорога наконец-то пошла вверх. А еще через несколько часов мы уперлись в тяжелые дубовые ворота.
Барыня приказала всем не шуметь и потушить фонари, сделала несколько пассов, и без единого скрипа и малейшего шума замок растворился в воздухе, а ворота распахнулись.
Очередное складское помещение, подвал метров тридцать в длину, наполовину заставленный ящиками. Свежими, современными — светлое дерево, еще пахнущее хвоей, чистый пол и всего одна паутинка в уголке маленького, забранного решеткой, окошка под потолком. За ящиками каменная лестница, уходящая вверх, и запертая толстой решеткой.
Через узкие окошки в помещение проникал лунный свет, достаточный чтобы видеть напряженные лица помощников Барыни, начавших тихонько раздвигать ящики и освобождать пятачок перед дальней стеной. Я присмотрелся к надписям на коробках и прочитал: «Торговый домъ Прайдъ и ко». Плюс мелкие пометки с номером партии и датой упаковки.
Что внутри непонятно, но что-то тяжелое. Мужики вчетвером, кривя напряженные покрасневшие лица, с трудом несли ящики. А когда над головой послышался скрип снега и тихий говор, а потом промелькнула тень от чьи-то ног, у мужиков чуть глаза от натуги не полопались, пока они, замерев, старались не шуметь.
Выходит, что мы в каком-то городе. И если шахта Львовых давно иссякла, то дела свои они ведут по-прежнему. И раз Барыня не пошла напролом, город должен быть достаточно большим. Промелькнула мысль, пошуметь и привлечь внимание, но решил, что пока рано. Самому интересно уже, что там за призрак профессора и что я смогу от него узнать.
— Какая-то странная лаборатория, — я прошептал Барыне, когда шаги над головой стихли.
— Она рядом, в доме через площадь, — неожиданно ответила Барыня, глаза у нее блестели в возбужденном предвкушении. — Скоро уже, жди.
Нас со Стечей оттеснили подальше от окон и оставили под присмотром двух монашек. А весь остальной отряд, как по волшебству, из банды головорезов превратился в организованную группу взломщиков-тихушников. Мы делали подкоп.
Барыня делала.
Вооружилась черными амулетами, похожими на рогатки и, встав перед стеной, стала чертить круги в воздухе. Кирпичи перед ней, круг примерно метрового диаметра, начал с едва слышным шипением превращаться в пыль. Запахло строительным мусором, смесью штукатурки и растворителя.
Мужики, стараясь не попасть в радиус действия рогаток, собирали пыль в мешки и оттаскивали в сторону. Когда на пол стала сыпаться земля, Барыня отошла, пропустив в проем помощника с лопатой.
Я не видел, как глубоко прошли, но процесс шел быстро. Прерывались, только когда городская стража делала очередной обход. Замирали и жались к стенам, когда луч фонаря проскальзывал в окошки.
Барыня менялась с помощниками, растворяла камни, а они копали землю. Стеча от скуки начал похрапывать, и я последовал его примеру.
Когда нас разбудили, за окном все еще было темно. Лунный свет сдвинулся, но до рассвета было еще далеко. Подталкиваемый «Водноглазкой», я полез в лаз за остальными. Кладку срезали ровно, будто лазером, с землей было хуже — сверху торчали корни, под ногами все превратилось в чавкающую грязь, а в некоторых местах были видны следы локальных обвалов, подкрепленные крышками от ящиков.
Первое помещение, куда я попал, совсем не напоминало лабораторию, скорее канализацию. И судя по запаху, ей и являлось. Зато идти было удобно, темная жижа в канаве на полу подернулась льдом, где-то в стене шуршали крысы, а фонарик высвечивал всевозможный мусор.
Метров через двадцать, за поворотом нас ждала следующая нора. И вот оттуда мы уже вылезли в место, которое смело можно было назвать лабораторией. Тоже подвал, но со шторками на окнах, стеллажи с книгами вдоль стен и несколько столов, заваленных пробирками, папками и образцами минералов. На ближайшем столе стояли старинные (для меня) весы с кучей гирек разного размера.
За узким стеллажом оказался потайной ход, сейчас открытый. Узкая винтовая лестница с обрывками паутины, хорошо, что не пришлось первому по ней спускаться, привела в большой зал, в центре которого стоял прямоугольный каменный гроб с бронзовым бюстом лысеющего деда с огромными бакенбардами. Макушка лысая, по бокам кудри, на носу пенсне, в зубах торчит резная трубка.
