«Матвей, здесь мы точно должны задержаться и кого-нибудь завалить. Не я придумал, но истину глаголю — не повезло в карты, повезет в любви…» — с придыханием произнес Ларс и попытался дать моим ногам импульс на разворот к ближайшей девушке.
«Поддерживаю, валим охрану и отпускаем девушек на свободу…» — кивнул Муха, но потом, видимо, Ларс ему объяснил новое значение слова «завалить», и донеслось: «Срамота!»
— А я вот не пойму, я думал, бордели запрещены, чтобы тьму не приманивать. В Белом Яре, например… — я бормотал, дискутируя с фобосами, но не сбавляя ход, пробирался к двери, куда уводил след.
«Что позволено Москве, то не позволено Белому Яру. У нас тут своя атмосфера. Опять же, не я придумал, но истина…» — пришел ответ от одного из моих внутренних голосов.
Нашел нужную дверь, прикрытую, но без замка. Достал пистолет и под сначала недовольное, потом резко положительное кряканье Папая, распахнул дверь.
Большая кровать с балдахином под красным постельным бельем, такого же цвета шторы, возле которого едва тлела маленькая свечка. Вешалка у входа и небольшой столик с зеркалом у стеночки. Вздрогнул, когда увидел зеркало, рука сама дернулась, чтобы выстрелить, но аура была чиста.
Со столика фонили три фигурки — композиция из небольших обезьянок, смешно закрывающими лапками: глаза, рот и уши. Искусная работа — бронзовые пуговки глаз на теле из зеленого мрамора.
Со стороны кровати аура ощущалась сильнее. Внимание притягивал небольшой холм под простыней, повторяющий контуры бездыханного человеческого тела. Я потянул простыню и прикрыл нос рукой, опасаясь трупного запаха. Еще одна азиатка, вероятно, владелица этой комнаты — бледная, худая и обескровленная.
«Не трогай ее, это уже просто оболочка…причем пустая…» — Ларс будто навис у меня над плечом и подтолкнул мимо кровати, к стоящей возле стены стремянке.
В потолке был люк — квадратная почти метровая крышка из досок, сквозь которые пробивался свет. По ощущениям Белка сейчас была на несколько этажей выше, да еще медленно, но верно удалялась. От зверька передался азарт охотника, уверенно идущего по следу.
Я проверил стремянку на устойчивость и полез наверх. Подцепил крышку люка, высунулся, водя по сторонам револьвером. Большое помещение походило на подпольную китайскую фабрику — длинные столы, облепленные женщинами и мужчинами, шьющими и кромсающими меха и прочие тряпки.
На один стол, как на конвейер, попадала чья-то шуба, шла дальше и подвергалась различным махинациям. А с последнего стола выходила уже горка шапок и меховых варежек.
Среди работяг попадались и дети — все со сосредоточенными уставшими лицами, но работа шла бодро и без принуждения. Кто-то даже насвистывал что-то веселенькое. Охранник был, но не лупил всех плеткой, как на галере, а мило щебетал с двумя девушками, устроившими себе перекур.
Решив, что там безопасно, я полез наверх. Высунулся по пояс и уже занес ногу, используя колено, как рычаг, как что-то вцепилось в мой ботинок. Щиколотку сжало каменными тисками, а меня рывком сдернули обратно. Клацнули зубы, подбородок пролетел в опасной близости от края люка, и я рухнул на пол.
Грохнулся, откатился, выхватывая финку и возвращая «задиру», вскочил на ноги, выцеливая противника. Но в комнате никого не было. Только балдахин колыхнулся, и что-то скрипнуло под полом.
«Что за фигня?» — от Мухи пошла теплая волна по всему телу, разминая мышцы и активируя нервные окончания: «Ничего не вижу и не слышу…»
«Да, ты прямо капитан очевидность сегодня… Но, согласен — это макаки!» — прошипел Ларс и поделился со мной силой.
Тяжелая кровать, скрипя ножками по рассохшимся доскам, тронулась с места. Съехала сантиметров на сорок, задрожала и с грохотом перевернулась на стену. Под кроватью сидела обезьянка — одна из тех, что еще недавно составляла композицию на комоде. Каменная рожица улыбалась с таким видом, будто вместо видеть, слышать, говорить демонстрировала мне как минимум средний палец.
Маленькая гадость в размерах не превышающая карманную собачку. Грубые каменные сколы имитировали короткую шерсть, а на маленьких пальчиках блестели совсем не каменные когти, стальным блеском перекликаясь с клыками. Твареныш разинул пасть, крутанулся на пару оборотов и, подпрыгнув, бросился мне в лицо.
«Сзади!» — подтолкнул нас Муха, сбивая мне прицел, но уводя из-под прыжка второй обезьянки.
Придавить тяжелой ножкой не получилось, кровать рухнула, пробила днище и на несколько секунд запутала в тюфяке и простынях маленького каменного голема. Того, что прыгнул на меня с комода, я пропустил над головой и выстрелил ему куда-то под хвост. Камень повело и, сделав в воздухе сальто, деймос улетел к своему товарищу.
Я попытался подхватить третьего, все еще сидящего на комоде и сверкающего глазками, но Ларс не успел. Сигнал телекинеза пролетел насквозь, где мгновение назад сидела обезьяна, отразился от зеркала и вернулся ко мне.
«Не успеваю… слишком шустрые…» — прохрипел Ларс.
«И кто у нас тут капитан очевидность? Конечно, не успеваешь, старый хрыч… Матвей, приготовься…» — Муха ткнулся в мою ладонь, вероятно, желая, чтобы для демонстрации будущей крутости еще и ножик подбросил в воздух: «Нет, так нет… Крутись, волчок…»
И я начал крутиться.
Словно не против трех карликов воюю, а от разрозненной толпы отбиваюсь. Развернулся и встретил выстрелом в упор, летящую на меня каменную тушку. Согнулся, пропуская вторую и прокорябал камень финкой, пробив небольшую лунку под лопаткой. Запрыгнул на край кровати, спасая ботинки от клыков, подцепил телекинезом половую доску и вздернул обезьянку вверх, на уровень дула «задиры», чтобы расстрелять деймоса в упор.
Сразу же завалился на матрас, встречая финкой вторую зверюшку. Лезвие выгнулось, скребя по камню и противно отдаваясь в зубах, но выдержало. Скатился с кровати и пробил уже тяжелой пяткой на рукоятке ровно промеж каменных глаз, а потом еще несколько раз в район локтя, в надежде сломать лапу. Но тщетно, только костяшки расцарапал, когда удар мимо соскочил.
Свалил телекинезом люстру, сверху вешалку, потом и комод, каждый раз чувствуя тщетность своей борьбы против мрамора. Будто в стену долблюсь — чем бы ни пытался завалить — все в щепки, а каменные обезьяны просто из пыли восстают.
Ушел на второй раунд. Каждый раз упорно пытаясь повторить то, что прокатило с горгульями и каждый раз опаздывая и не успевая сфокусироваться. Странная игра в кошки-мышки, а точнее: охотник — обезьянки уже порядком напрягала. Белка отчиталась, что ведьма замерла, скрывшись в небольшом флюгере на крыше.
На третьем раунде я развоплотил-таки одну зверюгу — оглушил пинком в стену, прыгнул на спину, а потом зажал хвост, не дав ей выпрыгнуть.
Осталось двое — клыкастая, которая могла раздвигать челюсть, чуть не раскрывая голову пополам — вероятно, «ничего не говорю», и ушастая с острыми пиками на голове — вероятно, «ничего не слышу».
