– Ладно, веди нас через Дикий Лес, но прежде назовись – я должен знать имя того, кто будет нас вести, – сказал Брисинор, недоверчиво глядя на старосту.
– Имя моё Борим, – гордо произнёс тот, нахмурившись, – но какова плата за мои услуги?
– Доброе слово и место в песне о наших подвигах, пройдоха! – засмеялся Всесвятлир, но глаза старосты стали так ужасны и злобны после этого, что смех витязя как-то сам собой прекратился, не оставив на его лице даже и легкой ухмылки.
– Если проводишь нас верной дорогой, путём правильным, то заслужишь нашу благодарность и червонное золото! – сказал Беленир, и староста спросил, насупившись:
– И сколько платите?
– Не поскупимся, – ответил Беленир. – Дадим тебе десять золотых.
– Пойдёт, – буркнул староста, но хоть он и согласился, видно было, что он немало рассержен на шутку Всесвятлира.
– По рукам, – заключил Беленир.
Староста удалился, поговорил с одним селянином, чтобы тот занялся его делами на время отлучки, привёл свою пегую кобылу, сел на неё и вместе с воинами храбрыми пустился в путь. Он поехал первым, ведя за собою всех остальных, следом за ним поехал Беленир на своём могучем коне, затем Всесвятлир, а самым последним Брисинор. Путники покинули деревню и вышли в поле – селение вскоре скрылось из виду. Но они долго ещё ехали полем среди ярко-красочных цветов, и над их головами три часа или больше синел голубой небосклон с белыми, что пена морская, облаками. Солнце было высоко и припекало путникам спины. Впереди замаячил коричнево-зелёным пятном лес.
– Это Дикий Лес! – промолвил староста, обводя рукой высокие сосны вдалеке.
– Я знаю, что это Дикий Лес, деревенщина! – недовольно сказал Всесвятлир, и воины посмеялись. – Можно подумать, мы на собственной земле никогда не езживали! За кого ты нас держишь? Но сколь хорошо ты знаешь этот лес, мы посмотрим! – староста смолчал и ничего не ответил, а в груди у него забурлил яд ненависти и злобы – теперь он обозлился уже на всех путников. Ведь, засмеявшись, они, не подумав, его сильно оскорбили. Ко всему прочему удальцы ещё и говорили о сундучках золота и ларцах серебра, посуленных им Митрапирном, а у Беленира в суме побрякивали червонцы. Это ещё больше разожгло ненависть и жадность Борима. Вот уже много лет подряд дела старосты шли неважно, и он успел озлится на жену, которая убежала с другим, на собаку, потому что та лаяла по ночам, а в конце на весь свет. Лишь утаиваемое добро селян было ему утешением.
Но пока Борим вёл витязей по верной дороге. Скоро путники вошли в лес, и их окружили сосны стройные, подступавшие к самой дорожке и впивавшиеся в серую почву узловатыми корнями. В верхушках этих сосен щебетали суетливо певчие птицы, заливаясь умильными песнями, и Всесвятлир тоже свистел вместе с ними, наверное, пытаясь привлечь их или подразнить, а Брисинор глядел вверх, на небо чистое, теперь уже бывшее без единого облачка, такое же голубое, как волны морские, накатывающиеся на скалистые бреги. Беленир же следил за белками рыжими, что сновали туда-сюда по сучкам высоких древ, прячась от нежданных гостей, и радость теплилась в его сердце. Лишь один староста-проводник, потупив свой взор, сидел, мрачный и хмурый, на своей кобыле и не хотел смотреть ни на буйство зелени, ни на прекрасный небосвод.
Вскоре Борим свернул с прежнего пути и повёл путников по узкой стежке: то была тропа неторная – почти никто не езживал по ней даже когда в лесу было безопасно, а теперь по ней даже медведи бурые не шастали. Вокруг этой тропинки росли густо брусника и спутанные когтистые заросли ежевики. Сосновый бор уже кончался. Иногда тропка была не видна вообще, и староста часто останавливался и смотрел, верен ли выбранный им путь.
И вот начался тёмный ельник, сырой и влажный, вся почва в нём была усыпана мёртвыми иголками, а деревья покрыты мхом. К тому же ветви елей кустистых спускались так низко, что всем пришлось слезть с коней – даже кобыле нужно было нагибать голову, проходя под этими ветвями. Скоро тропка совсем затерялась под ногами, и староста повёл путников по засечкам на деревьях. Исчезли цветы разновидные, радовавшие глаз, и высокие травы. И пусть был ясный день, но в ельнике было сумрачно и даже птицы там не пели. Так прошли путники около четырёх часов, Всесвятлир начал жаловаться на то, что проводник завёл их в неведомую глушь, чтобы затем их бросить, на что Борим лишь посмеивался.
– Глупец! Ты даже не знаешь дороги! – воскликнул Всесвятлир.
– А ты, видно, много здесь знаешь! – язвительно передразнил его Борим.
– Ты ещё получишь у меня, пройдоха, если будешь пререкаться с тем, кто сильнее, знатнее и к тому же выше тебя! – сказал ему Всесвятлир.
– Ты что угрожаешь мне? – спросил его Борим. – Да я могу завести вас куда-нибудь и бросить, если будешь надоедать! Попробуйте-ка без меня выбраться – глядишь, на медведя скорее напоритесь, чем из лесу выберетесь.
Всесвятлир хотел продолжить, но Беленир, смекнув, что с Боримом лучше не ссориться и видя разгоравшийся спор, остановил его и сказал:
– Подобные споры ни к чему не приведут, кроме ссор! Думаю, на сегодня ты наговорился. Будь мудрее, не сей крамолу в наших рядах.
Борим же, услыхав речи Беленира, исподтишка посмеялся себе в бороду, оскалив гниловатые желтые зубы.
Солнце приготовилось к заходу и с каждым мгновением всё сильнее косилось к западу. Небеса голубые стали краснеть, словно бы созревая, чтобы затем истлеть. Луч солнца напоследок пробился сквозь кущи елей, и Беленир, увидев его, возрадовался, ибо давно не видел толком света в густом и мрачном ельнике. Между тем солнце приблизилось к пушистым вершинам деревьев и скрылось за ними, обагрив весь небосвод полыхающими цветами. Сгустились сумерки, и вскоре тьма заволокла ельник до того, что не стало видно даже земли под ногами.
– Старик негодный! – закричал Всесвятлир, угрожая тому кулаком могучим. – Ты завёл нас в самую гущу леса! Я так и знал, что нельзя было тебе доверять, я убью тебя прямо сейчас и тем буду доволен, даже если придется умереть здесь с голоду. И то я не умру здесь, я Всесвятлир – умелый охотник и мне не страшны твои угрозы.
– Постой! – молвил Беленир. – Удержи свой пыл, друг мой, нам предстоит найти верную дорогу, а не убивать никчемного старика. У нас итак мало времени, чтобы тратить его на пройдоху-деда
– Кто это тут пройдоха-дед? – возмутился староста деревенский, совсем выйдя из себя, и выхватил из сапога нож, напоминавший клык кабана.
– Он хочет нас убить! – закричал Брисинор и достал из-за спины топор боевой.
Тут бы и пришла к старосте смерть, но он вовремя бросил засапожник наземь и молвил:
– Не заводил я вас в глушь, убивать вас не хочу я, просто разозлили вы меня. Простите! Здесь недалеко есть лесничья изба, там переночуем, а затем через три дня выйдем из этого леса! – В голосе его чувствовалось коварство, которое нельзя было скрыть, но никто из витязей его не заметил, наверное, потому что они были взволнованы поведением старосты и засапожником, который тот нежданно достал. Что уж говорить, если они забыли даже зажечь факелы.
