Все, кто жил в поместье, считали, что она – побочный сын, которого из жалости приняли в благородном семействе. А взаперти сидит, потому что слишком слаб здоровьем. Болезненный, едва живой ученый.
Но она никогда не плакала из-за этого, не злилась на судьбу и не проклинала богов. Когда узнала, что ее ожидало, не прояви отец милосердие, с готовностью приняла свою участь. Катарина стала усердно исполнять роль сначала юноши, а потом и мужчины. Даже старалась думать о себе, как о мужчине. В конце концов, это как уличный театр – всего лишь личина. И чем лучше она сыграет роль, тем больше будет благодарных зрителей.
Жаловаться ей и в самом деле было не на что. Никто не препятствовал ее увлечению лекарским делом. Наоборот, отец даже привозил книги из своих поездок в соседние королевства. Он доставал ей ингредиенты и инвентарь для алхимии, приглашал учителей, позволял иногда посещать Академию Медицины.
В какой-то мере ей даже нравилось быть мужчиной. Ведь у них гораздо больше свободы и возможностей, чем у женщин.
Она привыкла жить такой жизнью. Привык.
Она научилась быть мужчиной. Научился.
Она заставила себя забыть о фантазиях и мечтах, которые овладевали всеми девушками. Заставил.
Хотелось ли ей выйти замуж? Родить ребенка? Создать свою собственную семью, счастливую и крепкую, в которой ее сын или дочь не будут жертвами глупых суеверий? О любви она даже не думала. Не мечтала. Катарине всегда казалось, что любовь была такой же выдумкой, как и сказки для маленьких детей.
Да, она хотела семью. Но знала, что не получит ее никогда. А потому и не мучила себя пустыми надеждами. У нее была своя жизнь, понятная и предопределенная. Ничего другого не будет, а значит не нужно и ждать.
Но эта ночь изменила все. Перевернула.
Стражники привели ее к главному павильону. Здесь она бывала еще реже, чем в Медицинской Академии – лишь несколько раз. Да и то, по особым случаям. Значит, случилось что-то действительно важное.
Она поняла, что нервничает. Разыгравшийся ветер трепал одежды и короткие волосы, с неба срывались первые капли дождя. В отдалении несколько раз громыхнул гром. Пламя свечей тревожно металось в каменных светильниках.
Катарина нервно вздрагивала от предчувствия надвигающейся беды. Ей хотелось обхватить себя за плечи, но приходилось напоминать, что мужчины себя так не ведут. Они стойки и холодны. Не показывают своего страха даже в самый отчаянный момент.
А она боялась. Очень.
Сама не знала почему. Твердила себе, что ничего необычного не происходит, но чувствовала затаившуюся угрозу. Невидимую, прячущуюся в тени, отбрасываемой горящими фонарями.
Куда-то пропали все слуги. И свет в павильонах не горел. Вот это действительно казалось странным, ведь жизнь в поместье кипела до глубокой ночи, а иногда и всю ночь – у слуг всегда находилась работа. А стражники так и вовсе не смыкали глаз.
Но той ночью все было иначе.
Стояла зловещая тишина, и не горел ни один шелковый фонарик, которые так любила Милена.
— Зачем я понадобился отцу? – Катарина обратилась к одному из стражников, но тот смотрел лишь на павильон, полностью игнорируя ее присутствие.
Мелькнула трусливая мысль, что следовало бы попросил отца обучить ее боевым искусствам. Мужчина, пусть и фальшивый, должен это уметь. Сейчас занятия медициной и алхимией казались абсолютно бесполезной тратой времени. Лучше бы она научилась сражаться.
Неожиданно двери тихо скрипнули, выпуская наружу отца. Следом за ним шла Милена. Третьим появился алхимик, который служил в их семье.
На несколько мгновений в сердце Катарины вспыхнул огонек зависти. К сестре. Милена всегда следовала моде Далеких Королевств. Ее платья и украшения всегда выделялись в толпе. Она неизменно носила платья с пышными юбками и рукавами, с широкими вырезами, обнажающими холмики груди и с высокими прозрачными воротниками. Ее волосы никогда не украшали шпильки, так любимые женщинами и мужчинами Ванжана, – только длинные тугие нити жемчуга и заколки с драгоценными камнями.
Даже жители Ванжана, нетерпимые к наружности иноземцев и с трудом признающие любую красоту, кроме их собственной, считали Милену несравненной красавицей. Катарина даже слышала, как один из юношей читал ей стихи, написанные специально в ее честь.
После таких случаев Катарину всегда мучила мысль: а считалась бы она такой же красивой, как Милена, не заставь ее отец скрывать свой пол?
Ведь они же близнецы! Копии друг друга! Даже художник не может с такой точностью подделать картину, с какой боги создали их с сестрой.
Но Катарина знала, что этим вопросом ей придется мучиться вечно. Никогда не суждено ей надеть красивое платье или ханьфу. Но зато она жива, а не убита, как того требовали суеверные традиции.
Она жива, и этого достаточно.
Под скрип деревянных ступеней, отец, Милена и алхимик спустились вниз. Сестра смерила Катарину презрительным взглядом. Она всегда недолюбливала ее. Вот только не могла понять, за что. Они практически и не общались. А если и встречались во дворе поместья, Милена всегда проходила мимо, в сопровождении своей многочисленной свиты, и делала вид, что Катарину не знает.
Граф остановился перед Катариной и положил ладони на ее плечи:
— Пришло твое время, сын!
Сердце затрепыхалось в груди. Отец улыбался, его глаза светились лихорадочным предвкушением. Но Катарину это лишь еще больше напугало.
Каким-то образом умудряясь сохранять спокойствие, она спросила:
— Что происходит?
Улыбка отца стала еще шире, превращаясь в маниакальный оскал:
— Сегодня великая ночь! – Катарина почему-то посмотрела на Милену. Та задрала подбородок, каким-то образом даже став выше. На ее лице читалось превосходство, а в глазах горел такой же ненормальный блеск, как и у графа. Катарина заподозрила неладное. – Твоя сестра станет на шаг ближе к престолу. Ну а мы будем держаться ближе к ней. И, возможно, ее щедрая рука одарит и нас. – Отец повернулся к Милене и ласково сжал ее подбородок.
Катарина отступила назад, но ударилась спиной о твердую стену из доспехов.
