– Как я вас понимаю! – уселась напротив обрадовавшаяся Бобикова.
Оторопевшая пассажирка поняла, что совершила большую ошибку.
– Я здесь буквально задыхаюсь! Сплошная бездуховность вокруг! Сколько пьес поставлено в городе за последний год? Зато сколько открыто магазинов с едой! Фи! А библиотеки? Вы когда-нибудь бывали в Пинакотека Амброзиана? Это в Милане. Там, кстати, проходят лучшие показы мод.
Женщина замотала головой. Духота её больше не донимала, как и лук-севок, который она купила в недостаточном количестве. Теперь она думала только о том, как хорошо было ездить на колхозный рынок в машине зятя. Там в её власти были все форточки и даже кондиционер, и никто не пугал словами «Милан» и «Амброзиана». Зря она тогда затеяла ссору…
Бобикова уже было переключилась на Прованс, но женщине повезло. На очередной остановке двери троллейбуса распахнулись, и в салон хлынула целая толпа людей всех степеней нервозности и социальной неудовлетворенности. Люди толкались, жались друг к другу потными телами и орали, выбрасывая в атмосферу накопленную за день злобу. Эта мясная ловушка из спин, локтей и грудей обычно не оставляла кондуктору шансов выполнить свою работу, но у Сильвии Бобиковой как раз наступило время чаепития. Её термос держал температуру магмы, а Сильвия не привыкла пить из неполной тары.
Сам Моисей позавидовал бы тому, как расступалось это живое море, когда кондуктор начала ходить по салону, одной рукой собирая оплату за проезд, а другой держа кружку, наполненную до краёв горячим чаем.
Но были и те, кто совершенно игнорировал выходки троллейбусного бомонда. Один мужчина сидел, закинув ногу на ногу, откровенно наплевав на пожилых людей, стоящих рядом. Тип вёл себя максимально вызывающе: хамил, плевал и даже курил, провоцируя всеобщее негодование.
– Mon ami, – обратилась к нему Сильвия, – я вынуждена просить вас перестать вести себя так, словно вы на стадионе.
Бобикова указала на озлобленных галдящих пассажиров и обозвала их «приличным обществом», которому такое поведение не по нраву.
– Да чхать я хотел на ваше общество! – мужчина достал из кармана какую-то ксиву и показал её всем присутствующим, после чего люди начали отводить глаза в сторону и больше не выказывали недовольства.
– Могу я тогда хотя бы попросить вас угостить даму огоньком? – спросила Бобикова и достала свой мундштук.
Мужчина ухмыльнулся и поджёг сигарету кондуктора. Сильвия сделала глубокую затяжку, а затем выпустила плотную струю дыма прямо в лицо грубияну.
– Знаете, я вас понимаю. Когда я работала с руководством города, то тоже могла позволить себе многое. Не то что сейчас, – мечтательно произнесла Сильвия.
Каждое новое предложение Бобикова завершала затяжкой и выпускала очередную порцию дыма, от которого у пассажира лицо начало стекать на пол, а рубашка – расползаться по нитям.
– Знаете, а вы правы! Мы не должны идти на поводу общества! Это наше право как элиты – диктовать свои условия миру! – продолжала свой монолог Сильвия, не переставая курить.
Мужчина не отвечал, он старался как можно сильней сжать все отверстия, через которые воздух способен попасть в организм.
Бобикова болтала без остановки – казалось, собеседник для неё абсолютно не важен, она спокойно могла бы заговорить до смерти огнетушитель и заставить его загореться. Когда Сильвия достала новую сигарету, мужчина не выдержал. Он попытался протиснуться к выходу, но у него ничего не вышло. Тела́ плотно держали оборону и не давали шансов.
Пассажир в истерике искал глазами молоточек, которым нужно разбить стекло в экстренной ситуации, но тот пропал ещё во времена перестройки. Не в силах терпеть, хам открыл форточку и устремился к свежему воздуху всем своим существом.
– My friend, куда же вы?! – заволновалась Бобикова. – Мы ещё не обменялись адресами и взглядами на концептуальное искусство!
Но мужчина уже летел в жёсткие, но куда более безопасные объятия асфальта. Он пообещал себе, что если выживет, то никогда больше не возьмёт в рот сигарету.
Через пару остановок в переднюю дверь инкогнито зашла охочая до штрафов и порицания контролёрша. Женщина эта была грозой безбилетников и кондукторов. Она шла с целью публично пристыдить и наказать. Но как только двери за ней закрылись, она сразу почувствовала неладное. Из хриплых динамиков сочился легкий джаз, руль крутил прилизанный водитель в футболке и галстуке-бабочке. Пассажиры, боясь быть повторно обилеченными, держали в дрожащих руках свои талончики. Контролёр молча прошла по салону, никак не выдавая себя. По взглядам присутствующих она поняла, что лучше не сто́ит доводить до сведения кондуктора информацию о своём присутствии, а когда увидела, как Бобикова посвящает одного школьника в последние сплетни мира немецкого балета, украдкой показала удостоверение и выскочила на ближайшей остановке.
* * *
– Ну, что скажете насчёт первого дня? – ни на что не надеясь, спросил директор, когда троллейбус вернулся в парк.
– Что вам сказать, месье шеф, я ошибалась. Плетение корзин – куда более захватывающее мероприятие.
Виталий Витальевич повесил было нос, но Сильвия продолжила:
– В следующую смену я возьму их с собой, чтобы хоть как-то развеять скуку. Люди в троллейбусе интересные, но быстро уходят – не успеваешь как следует познакомиться. Некоторые даже выскакивают на ходу.
– Так значит, завтра вас ждать на смену? – просиял начальник.
– Определенно, mon cher! Одна лишь просьба…
Виталий Витальевич навострил уши:
– Всё, что пожелаете!
– Вы не могли бы посмотреть обшивку на кресле? Произошёл конфуз. Я позволила себе единоразово прилюдно чертыхнуться из-за того, что меня всю дорогу слегка било током. Я согласна на штраф, чтобы исчерпать сей конфликт.
Начальник кивнул и, распрощавшись десятью поклонами с Сильвией, радостно пошёл проверять кресло. Он подошёл к троллейбусу, накинул «рога» на провода и, зайдя внутрь, уселся на кондукторское кресло. Его чудом не выкинуло наружу через потолок. Шарахнуло так, что волосы в носу сгорели, а на ум пришло много всяких интересных слов, тянущих на десятки конфузов и пару лет тюрьмы.
* * *
– Выпишите Бобиковой премию, – заявил начальник секретарю, вернувшись с того света.
– Премию? Она же отработала один день…
– Вы правы… Давайте выпишем в двойном размере.
