– А лаборатория? – не выдержал Дежин.
Спутанный рассказ Орехова о подвальной лаборатории не давал ему покоя.
– Лаборатория – не ваше дело, завтра ее будут искать мои ребята. Вы сегодня и так отлично потрудились. Этот ваш допрос снял много вопросов. Завтра на месте будет работать группа экспертов, посмотрим, что им удастся обнаружить.
Максим понимал, что полковник тоже тянет свою линию. Трупы, пожранные тварями, никуда не делись, и, судя по тому, что сообщил на допросе Орехов, их количество только возросло. И наркотики, какими бы они ни были, не имели к этому отношения. Гречин мог в этом сомневаться, но Максим-то знал наверняка. Вот только к тварям при всей устроенной в «Фармкоме» суматохе они не приблизились ни на йоту.
Уже сидя в машине, Дежин набрал Светин номер и едва не подставился под ползущую позади его машины маршрутку, когда услышал в трубке взволнованное:
– Максим!
Он всего лишь собирался сказать, что едет к ней, не рассчитывая на ответ, а потому непроизвольно ударил по тормозам.
– Как? – воскликнул Дежин, едва справившись с удивлением, и оно тут же сменилось тревогой. – Тебе разрешили говорить?
– Да! Ты где?
– Еду в больницу. Буду через десять минут.
– Я жду. Приезжай. Ты мне очень нужен.
Это было настолько неожиданно, сказано так серьезно, что Максим плотнее придавил педаль газа. Было ясно – что-то случилось. Снова. Лавируя в вечернем потоке автомобилей, он инстинктивно пытался выгадать несколько минут до встречи со Светой, чертыхаясь сквозь зубы и проклиная себя мысленно за то, что весь день почти не думал, как она там, одна. Три непринятых вызова всплыли в памяти и жгли острым беспокойством. Бросив машину под знаком «парковка запрещена», он пулей взлетел на нужный этаж и, не переведя дух, приоткрыл дверь в палату.
Скорее всего, Света услышала его шаги, потому что уже шла навстречу, к дверям, очень быстро шла, вытянув вперед беспомощно подрагивающие руки. Максим приготовился поймать, подхватить ее в этом стремительном движении. Воображение успело нарисовать ему нечаянные, но, черт побери, такие желанные объятия, вот только в шаге от него Света словно споткнулась. Замерла, уронив руки, подняв голову и словно глядя прямо в его лицо слепыми глазами.
– Ты пришел! – воскликнула она и вздохнула с таким облегчением, словно опустила на землю тяжеленный груз.
– Конечно.
Дежин совершенно растерялся. Он все еще мог обнять ее и прижать к груди. Мог и отчаянно желал этого, но что-то в ней, в жалких сантиметрах воздуха между ними или в нем самом не позволяло этого сделать. Как будто почувствовав, Света отступила назад и, повернувшись к Максиму спиной, вполне уверенно добралась до кровати самостоятельно. Ему ничего не оставалось, как отправиться следом и оседлать притулившийся у изголовья стул.
– Рассказывай, что случилось.
Она сидела на краю высокой кровати, опустив голову, и теребила в пальцах краешек скомканной простыни. Максим ждал, молча, с непонятной и неприятной ему самому жадностью пожирая Свету глазами. Тонкую, красивую шею, без уродливого воротника и каких-либо следов травмы; съехавшую набок красную резинку на волосах, отчего хвост сместился влево и открыл смешной и трогательный завиток за ухом; тонкие запястья, длинные сильные пальцы с розовыми луночками коротко остриженных ногтей; нежный подбородок, упрямо сжатые губы, порозовевшие щеки…
– Не смотри на меня так, – неожиданно попросила она.
Максим с трудом отвел глаза.
– Спасибо. Ты не звонил. – Она не обвиняла. Тон был ровным. Слишком ровным. – Это все Тварь. Решила меня вылечить, и – вот. Даже синяков не осталось.
Света подняла голову, демонстрируя Дежину шею.
– Как?
– Не знаю, Максим! – Голос девушки дрогнул. – Ночью. Опять залезла ко мне в голову. – Ее заметно передернуло, пальцы вцепились в несчастную простыню, но пауза была лишь секундной, и Света продолжила: – Я боюсь! Мне кажется, что она сильнее и умнее, чем я о ней думала… Мне кажется, она сможет мной управлять, если захочет! Что делать, Максим?
Дежин устал. Устал от этого безумного дела. Устал за сегодняшний день. Устал сдерживаться и притворяться перед самим собой. Он поднялся со стула, сел рядом с ней на кровать и привлек к себе, обнимая за плечи. Словно ждала именно этого момента, Света вдруг обмякла и прильнула к его груди, уткнувшись носом в несвежую рубашку. Скорее всего, от Дежина несло потом, но в этот момент ни его самого, ни Свету это нисколько не волновало. Максим едва дышал, боясь спугнуть ее неосторожным движением или словом, а Света тихонько плакала, придушенным шепотом выкладывая намокшей от слез футболке все, что случилось за этот длинный-длинный день.
Глава 8
Верняк был зол. Отлично налаженное дело рассыпалось в прах за какую-то неделю с небольшим. И почему? Именно то, что он никак не мог понять, предугадать и устранить причину происходящего, и выводило его из себя. Когда за несколько дней один за другим вдруг отправились на тот свет шестеро вьетнамцев, а остальные принялись глухо роптать, он еще не беспокоился. Одним больше, одним меньше – эту потерю было легко восполнить. Но когда то же самое начало происходить прямо за забором его заводика с рабочими «Фармкома» и на территорию зачастили вопящие сиренами «скорые» и бело-голубые ментовские тачки, навязчиво сияющие люстрами, он понял – все. Кранты. Приплыли. Подгоняя ребят из охраны и оставшихся вьетнамцев, он умудрился сняться с места за три ночи. Последней уходила фура с запертыми внутри контейнера азиатами. Их вывозил самый смекалистый из чоповцев, здоровенный, как слон, парень по кличке Малой, потому что совершенно некстати и неожиданно в эту безумную неделю куда-то пропал Лом. И только позавчера Верняку доложили, что Лома грохнула какая-то слепая деваха.
Нарушив все меры предосторожности, Олег рванул к боссу, решив, что подобных совпадений просто не может быть. Тот пообещал со своей пассией решить вопрос самостоятельно, а Верняку велел залечь поглубже, как будто Олег и без него не понимал, что высовываться сейчас опасно. И это босс еще не знал про синьку!
Штамповать копеечные, безвредные, состоящие из мела и аскорбинки таблетки в ярких заводских упаковках было отличной идеей, и босс ее поддержал. Тем более что сам он оставался в стороне. Но Верняк рискнул и запустил в одном из цехов производство синьки – простой и хитрой версии синтетика, известного в народе под другим названием и не в виде голубеньких таблеток, как сейчас, а в неудобном порошке… Пришлось вложиться, но дело-то пошло!
«Пошло, да не вышло!» Зло сплюнув прямо на немытый со времен революции пол ущербной комнатухи, Верняк подошел к окну.
Смотреть там было не на что. Из грязного окна открывался вид на противоположную стену, по счастью – глухую, в трехметровом пространстве двора-колодца. Эта комната в коммуналке – ветхий дом, третий двор от Литейного, – принадлежала старой знакомой Олега. Знакомая уже лет пять как жила в Испании, где Верняк ее периодически навещал, а комната… Вот и пригодилась. Он раздраженно оглядел старые обои в полоску, пыльные шторы, продавленный диван под китайским пледом, сухие плети засохшего растения, перевалившиеся через край синего горшка, словно оно пыталось убежать от своей незавидной судьбы, да так и не смогло. Со стены на Верняка смотрел щедро умасленный качок, гордо демонстрирующий белозубую улыбку и гигантский бицепс.
