— Не надо! — неожиданно для самого себя крикнул я. — Милорд, не убивайте его!
Наши лошади в этот момент оказались рядом, и я поймал на замахе руку рыцаря с мечом.
Когда я закричал, лорд Гавейн слегка повернул голову, а когда я коснулся его руки, наши взгляды встретились. Я испугался. Он же говорил, что иногда сходит с ума в битве! Правда, он оговорился, что происходит это вовсе не так, как у берсерков. О тех я слышал, что они прямо как собаки во время драки, ничего не соображают, от ярости у них на губах выступает пена… Нет, лорд Гавейн, конечно, не берсерк, да только кто его знает… Когда я вмешался в сражение, лицо рыцаря озарял какой-то внутренний свет, а на губах застыла улыбка, какой я ни у кого не видел. Мечу в поднятой руке, в общем-то, все равно, на чью голову падать. В этот миг он мог убить меня на месте и даже не заметить. Только испугался я не смерти, надо сказать, очень близкой, а именно выражения его лица. Единственное, что я мог о нем сказать: нездешнее выражение! Когда наши глаза встретились, я понял людей, говоривших, что страшнее ангелов никого не бывает.
— Милорд! — жалобно воззвал я. — Милорд, хватит. Вы уже всех поубивали. Оставьте этого.
При звуках моего голоса рыцарь, как мне показалось, начал приходить в себя. Во всяком случае, это страшное нездешнее выражение ушло из его глаз. Его рука с мечом не двигалась, но его губы приоткрылись, словно он собирался что-то сказать.
— Милорд, — повторил я.
Рыцарь с недоумением посмотрел на меня, но этот взгляд был уже вполне осмысленным. Пропала улыбка с лица. Меч больше не светился. Он снова стал обычным мечом, острым, холодным, блестевшем в лучах зимнего солнца. Ну, или притворился таким.
Лорд Гавейн опустил руку, и не глядя на меня, двинулся к последнему бандиту. Тот все еще держал перед собой копье, но мне показалось, что он больше держится за него, чем угрожает кому-то. По-моему, он тоже сообразил, что копье ему не поможет и резко отбросил его в сторону. Потом повалился лицом в снег и стал умолять о пощаде. Я огляделся. На снегу лежали пять неподвижных тел.
— Встань, — спокойно приказал милорд. Бандит пополз к его ногам. — Я сказал — встань.
Злодей поднялся на колени и уставился в землю. Посиневшие от холода губы дрожали.
— Почему вы хотели убить нас? Вы что, грабители? Как тебя зовут?
— Арглвид Маур, Великий Лорд, — пробормотал он. — Я безземельный…
— Из какого клана?
Аргвилд не ответил, только отрицательно помотал головой.
— Почему бы тебе не выбрать другое ремесло? — поинтересовался рыцарь. Он внимательно вгляделся в злодея. — Так. Твои родичи отреклись от тебя за то, что ты убил одного из них. А потом… потом кораблекрушение. — Лорд Гавейн не высказывал предположение, он утверждал. И то правда, большинство разбойников становятся такими как раз после кораблекрушений. Рыцарь вздохнул. — Назови хоть одну причину, по которой я не должен тебя убивать.
— Великий вождь, я жалкий беспомощный злодей, а ты, ты — лорд Гавейн! Все знают твоего коня, твой меч и то, как ты сражаешься. Нас дьявол попутал! Но ведь ястребы не убивают оводов?
— Почему же не убивают? Если оводы нападают, убивают, и еще как! Ладно. Поднимайся. Сейчас я тебя убивать не стану. Твои приятели мертвы. В вашей шайке есть еще кто-нибудь?
— Есть еще один, вождь. Он болеет.
— Вот что я тебе скажу. Забери у этих мертвецов все, что у них есть, купи пару волов. Здесь полно свободной земли. Попробуй завести хозяйство. А не хочешь работать на земле, попробуй со своим приятелем заняться торговлей. Саксов победили, и милорд Пендрагон уже посылает людей охотиться на таких волков, как ты. Ты меня понимаешь?
— Понимаю, Великий Лорд.
— Тогда благодари Бога за то, что жив, и постарайся больше не попадаться на глаза людям Пендрагона. Второй раз тебе не повезет, и на милосердие можешь не рассчитывать.
Лорд Гавейн повернул коня и пустил его с места галопом. Я молча последовал за ним в полном недоумении. Мне казалось, что я уже знаю господина. Он представлялся мне очень чувствительным человеком, храбрым, благородным, разумным сверх всякой меры. Я только забыл главное, что знал о нем: лорд Гавейн — самый смертоносный всадник во всей Британии, лучший меч Артура на бесчисленных полях сражений. Так что я ехал, глядя на красный плащ рыцаря, и думал, что его боевое искусство только придает силы его мягкости и самообладанию. Но мне было ох как не по себе. Сколько бы песен я не слышал, а пять трупов на снегу, увиденных собственными глазами — это пять трупов. Я никак не мог избавиться от этого воспоминания. Так мы ехали еще примерно полчаса, а затем лорд Гавейн придержал своего коня и подождал, пока я подъеду. Меч все еще был у него в руке, и на лезвии клинка все еще оставалась кровь.
— Слушай, Рис, у тебя нет чего-нибудь, чтобы протереть клинок?
Я остановил своего мерина, слез на землю, покопался в мешке и достал тряпку, которую мать сунула мне, чтобы чистить сапоги. Лорд Гавейн тоже спешился, протер меч снегом, а потом тщательно протер его моей тряпкой и вложил в ножны. Теперь золото рукояти и рубин в навершии опять ярко сверкали. На тряпке остались следы крови. Подумав, я свернул тряпку и сунул в мешок. Я собрался снова сесть в седло, и тут обратил внимание на то, что мой Ллуид нервничает и стрижет ушами. Лорд Гавейн все еще стоял рядом. Ллуид, фыркая, попятился от него. Не сразу, но я понял причину.
— Господин, у вас кровь на руке.
Лорд Гавейн взглянул на руку и отошел на несколько шагов. Он нагнулся, набрал снега и стал оттирать руку. Потом спросил, не глядя на меня:
— Твоя лошадь боится крови. Ты тоже?
Я не знал, что сказать. Лорд Гавейн вытер руки о плащ, затем крепко потер их друг о друга, разогревая после снега.
— Милорд, — я, наконец, собрался с духом. — Мне еще не приходилось видеть, как убивают людей. Вы только что уложили пятерых. Они, конечно, злодеи, потому что хотели убить нас, и я с самого начала знал, что вы многих поубивали, но тут меня пробрало! А вам хоть бы что. Главное — меч почистить.
Рыцарь с минуту задумчиво разглядывал меня, затем подошел к своему коню и легко взлетел в седло.
— Жалеешь этих бедняг, не так ли? — Он поправил свой плащ, прикрыв ножны с мечом, и взял в руки поводья. — Они голодали у себя на севере, вот и подались на юг. Здесь все-таки дорог побольше, и ездят по ним чаще. Мне они не враги, но и не люди, которым стоит жить на свете.
Я вспомнил рассказы о северянах, отправлявшихся зимой на такие заработки. Отец, если уж приходила нужда отправляться в путь зимой, обычно старался избегать больших дорог. Приходилось мне слышать и о путешественниках, убитых грабителями на южной дороге, даже о людях из знакомых кланов.
— Милорд, я понимаю… они ведь сами убивали невинных людей. Им же было все равно, что поступают они нечестно.
— А вот нам не должно быть все равно, — ответил лорд Гавейн. Он тронул бока Цинкаледа, и мы отправились дальше. — Если ты намерен сражаться за моего лорда Пендрагона, за Британию и Свет, придется привыкать. — Рыцарь искоса взглянул на меня, словно прикидывая, смогу ли я привыкнуть. — Совершенно ни к чему позволять им убивать людей, особенно если в моих силах это прекратить. Вот, сегодня я позволил жить этому злодею. А ты уверен, что он еще до конца дня не убьет кого-нибудь только потому, что он не умер сегодня утром?
