— Хорошо, мой лорд. Но сейчас я спешу на кухню. Надо отдать кое-какие распоряжения, а то никакого пира не получится.
Он кивнул, улыбнулся и пошел рядом со мной. Как военачальник Артура, Бедивер, естественно, тоже должен участвовать в обсуждении вопросов, связанных, к тому же, с его родиной.
Непростым человеком был Бедивер. С одной стороны — лучший друг Артура и Кея. Но с Кеем они были полной противоположностью. Бедивер одевался просто, не любил ярких цветов и украшений. Темно-каштановые волосы всегда в порядке, карие глаза, коротко подстриженная борода и неизменное выражение спокойного внимания. Он все замечал. Родиной Бедивера был юго-восток Малой Британии. Происходил он из благородной семьи с римскими корнями. И образование получил римское, поскольку в Галлии римские обычаи сильнее, чем в Британии. Он входил в отряд Брана, младшего сына короля Малой Британии, ставшего союзником Артура. В отряде он быстро приобрел известность и заслужил авторитет, поскольку был прекрасным всадником и обладал ясностью мысли, самообладанием и волей, то есть всеми качествами, необходимыми полководцу. Когда Бран пересек пролив, чтобы помочь Артуру в борьбе с британскими королями за титул Пендрагона, Бедивер носил чин капитана. Но в решающей битве он потерял кисть руки, которой обычно держат щит. С тех пор щит приходилось привязывать. После раны поправлялся он долго и трудно, а поправившись, перестал походить на себя прежнего. Ушла былая безжалостность, пришел философский взгляд на вещи. Он даже намеревался вернуться в Малую Британию и принять постриг. Но тут он встретил Артура, они поговорили, и Бедивер решил, что лучше сражаться за Бога, чем возносить ему молитвы в монастыре. Несколько десятков воинов последовали за ним и принесли клятву верности Артуру, и лорд Бран с сожалением заметил, что он прибыл в Британию только чтобы помочь Артуру завоевать титул, и вовсе не собирался делиться своими лучшими воинами. Но Артур улыбнулся и отдал Бедиверу под начало свою конницу.
Но философские взгляды Бедивера никуда не делись. С момента обращения в христианство он не совершил ни одного подлого или бесчестного поступка, а честь стала его главной жизненной целью, пожалуй, даже страстью.
Мне казалось, что он холоден. Со мной он всегда оставался неизменно вежливым, но скучноватым человеком. Нам не о чем было говорить. Я пыталась сблизиться с рыцарем, но у меня ничего не получилось. Как и многих других философски настроенных мужчин, женщины его не интересовали. Но он же был не седобородый старец, а мужчина в расцвете лет, всего на четыре года старше меня. Такая холодность озадачивала, я пыталась понять, в чем тут дело. Особенно если учесть, что многие из тех, кто мне нравился, сохраняли с ним прекрасные отношения. В конце концов, мне надоело, и я стала отвечать на его любезность вежливой холодностью, если не сказать неприязнью.
Но вот в Камланн прибыл Мордред, и очень скоро я поняла, что крепость просто не может себе позволить ни тихой, ни громкой вражды между женой императора и его первым советником. И снова мне не удалось разбить лед в наших отношениях. Но однажды Бедивер по какому-то случайному поводу улыбнулся мне. Я ахнула про себя. Улыбка так изменила его, словно передо мной оказался совершенно другой человек. Темные глаза потеплели и засветились радостью. Лицо утратило обычную тихую задумчивость и стало живым, нетерпеливым. Прошло еще немного времени, и я поняла, как заблуждалась в отношении бретонца. Не было в нем никакой холодности, а отрешенное выражение оказалось простой защитой гордого и благородного ума от собственной страстной натуры. Возможно, когда-то он и был безжалостным и жестоким, легко шел на поводу у своих чувств; теперь же он доверял только своему разуму. Усвоенная им философия побудила его избегать женщин, да и не знал он, как с ними разговаривать. Но никаким врагом мне он не был. С этого момента Бедивер начал мне нравиться. Изменилось не только мое отношение к нему, он теперь тоже стал приветлив, а уж учтивости ему и раньше было не занимать. Я, вслед за мужем, начала доверять ему безоглядно. Наверное, это стало единственным полезным последствием появления в Камланне Мордреда.
Бедивер подождал, пока я обсуждала с женой управляющего вопросы, связанные с пиром, и встретил на выходе из кухни.
— Милорд Артур, должно быть, уже ждет нас, — без тени беспокойства прокомментировал он. — Я не сразу вас нашел. Искал в кладовых, но мне сказали, что вы были там, а потом ушли.
— После кладовых у меня был разговор с Руауном, — вздохнула я. — Он поссорился с Кеем.
— О! И что, Руаун извинится?
— Обещал извиниться. И Кей тоже. Бог ведает, сколько еще будет тянуться эта череда ссор. — Я вспомнила, как Руаун старался не смотреть мне в глаза. Никто никому не доверяет. А вот подозрений больше чем достаточно. Бедивер продолжал смотреть на меня. Пришлось продолжить: — Да, я беспокоюсь о том, что будет. Придет пора, когда я уже не смогу требовать извинений ни от Руауна, ни от кого другого. Но с теми, кто держит сторону Руауна, говорить все сложнее.
— Да, я тоже об этом думал. Однако эта ссора обеспокоила вас больше, нежели другие. Их ведь немало было за последнее время…
Я продолжала идти, обдумывая ответ. Все это время Бедивер смотрел на меня в ожидании ответа.
— Да, я действительно не на шутку обеспокоена. К тому же, у меня неприятности, но это личное.
— Ах да, ваш отец! — Он вспомнил и погрустнел. — Простите меня. Вам сейчас не до разговоров.
— Вы ни в чем не виноваты. Нельзя же все помнить, благородный лорд.
— Пришло еще одно письмо от вашего клана?
Он пытался помочь, напоминая о моей семье, хотел, как лучше, но получилось наоборот. Мне пришлось резко остановиться, чтобы утишить бурю, поднятую его словами. «Устала, — подумала я, — раньше мне лучше удавалось держать себя в руках». В самом деле, в последние месяцы навалилось столько дел, а тут еще эти настроения в крепости, немудрено устать. Спать надо больше.
— Моя леди? — Бедивер тоже остановился и теперь с беспокойством наблюдал за мной.
— Да. Получила письмо от моего двоюродного братца Мену. — Я устало махнула рукой. — Мы поссорились несколько лет назад. А теперь он вождь клана… — Я замолчала. Опять вспомнила, как Мену требовал отдать ему соседские земли. Наверное, не стоит об этом говорить. Во всяком случае, сейчас.
Удивительно, но, похоже, Бедивер понял, о чем я задумалась. Он снова зашагал вперед. Я шла за ним.
— Никому не позволяйте нарушать ваш покой, миледи. Особенно всяким малодостойным.
— Большинство философских советов очень хороши, лорд Бедивер. Теоретически. Дать совет легче, чем его исполнить.
Он снова пытливо посмотрел на меня. В лице не проступило даже тени улыбки. Против воли я почему-то стала рассказывать ему о письме Мену.
До дома мы дошли раньше, чем закончился мой рассказ. В доме кто-то играл на арфе, и этот мягкий звук отчетливо разносился в тишине. Я поскорее завершила историю обычной фразой: «Вот, думаю теперь, что делать».
— Храбрости вам не занимать, леди, — мягко сказал Бедивер. — Горько узнавать о том, что тебя изгнали из собственного дома. У меня есть что сказать, но нет времени. Господин ждет.
