– На все воля божья, мальчик, – ответил он мне. – Все мы рано или поздно придем к этому. Только с молитвами выздоровеет семья твоя.
– А как же старик, которого я пригласил?
– Это хорошо, что ты его пригласил, стариков надо уважать и любить, и добро тебе воздастся. Все мы, если Господь позволит, будем немощными.
Священник протянул мне руку, и я смутно догадался, что ее нужно поцеловать. Он сделал в воздухе крест и, встряхнув вожжами, тронулся.
В сумерках, когда начал чуть накрапывать дождь, вернулся довольный Бахмен.
– Ну, повезло, повезло нам. Я уж совсем было отчаялся, думал, возвращаться придется ни с чем, да нашел я таки. Вот, – он достал из грязной суконной сумки, перекинутой через плечо, мокрый разветвленный корешок с кусочками земли, – этого боятся злые духи – жгущий корень! Мы высушим его, добавим можжевельника и полыни и выкурим проклятого джинна из твоего дома. Все будет хорошо. Когда я бродил по холмам, мне пришла в голову мысль, что плохо, что я потерял веру. Вера – это дело такое, то потеряешь ее, то опять найдешь. С ней непросто, но и без нее плохо. А верить все же нужно. Ты, вон, читать обучился, никогда не обучаясь. Значит, есть сила. А если есть сила зла, то и противодействие есть – сила добра и веры. Не верю, что нельзя никак выгнать из дома этого проклятого джинна. Не верю, что разум и тело человека можно так одурманить колдовством. Скоро мы покажем ему, кто хозяин в твоем доме. А если уж и не поможет, что маловероятно, есть у меня и второй план. В Рудах, что дальше от Низкогорья, есть одна женщина, давно еще говорили, что она может изгонять злых духов, бесов из домов и людей. Поедем тогда к ней. Что-то должно помочь, – он принялся за чистку корня и, довольно усмехаясь, добавил: – А, каков старый Бахмен? Годен еще на что-то? Не только овец может пасти.
Я тоже впервые за все это улыбнулся и почувствовал легкое чувство спокойствия, как первое дуновение весны, означавшее конец долгой и тяжелой зимы.
Ближе к ночи, когда мы уже собирались укладываться спать, кто-то постучал в дверь. За дверью, с ночником в руках, стояли Ладо и Тито. Ладо извинился за столь поздний визит, сказав, что он догадался, где я могу быть.
– У нас, кажется, проблема, – сказал он в смятении. – Сегодня к Софико, когда она гуляла возле гусиного пруда, подходила пожилая женщина, одетая в мужское пальто, а на голове у нее был повязан платок, синий с мелкими цветами. Дочка сказала, что эта странная женщина интересовалась, когда ей исполнится тринадцать, и предлагала сделку – точно такую же, какую тебе подложил старик, – он посмотрел на меня, и в комнате повисла тишина.
– Это была моя мать, у нее есть такой платок, – сказал я. – Это значит… – все замерли, – это значит, что мои родители превращаются в того самого старика?
– Они превращаются в джинна, – глухо промолвил Бахмен. – Джинны могут вселяться в человека, жить в домах, вызывать болезни. Но я не слышал, что они могут превращать других людей в самих себя, но судя по тому, что мы знаем, так и есть. Им нужен дом.
– Но они уже живут в доме? – воскликнул Ладо.
– Наверное, им нужен новый дом, – Бахмен развел руками, – их же теперь четверо. Это всего лишь мои догадки.
– Они мне говорили, что скоро уйдут из дома. Спрашивали вчера, сколько лет Софико. Я тогда не понял ничего, но сейчас… Их интересуют такие же, как и я. И они все знают, они знают, что это я пригласил старика, они знают, что я их предал, – произнес я едва слышно и опустил голову: я боялся увидеть в их глазах осуждение и жалость.
– Хорошо, давайте подытожим, – сказал Ладо, – допустим, некий старик или что-то в образе старика, например, джинн, как говорит Бахмен, должен найти ребенка, которому еще нет тринадцати. Ребенок должен пригласить старика в дом, и тогда он получит какое-то желание. Сделка совершается, старик оказывается в доме и становится невидим, потому что он джинн или кто-то еще. Потом он заражает всех домочадцев, кроме самого пригласившего. Ведь с тобой все в порядке, Иларий? – я кивнул и Ладо продолжил: – Далее идет следующая цепочка: все заразившиеся стареют и становятся такие же, как и старик, и также ищут подростка и дом в обмен на желание. Это все, что мы пока знаем, – закончил Ладо и покачал головой: – Ну и дела. Никогда не думал, что столкнусь с нечто подобным. Тогда получается, что это нечто так размножается? Раз старик откуда-то пришел к Иларию, значит, его тоже кто-то заразил, и он раньше был человеком? Оно может распространяться. Ведь еще кто-то еще может пострадать? Это… это как чума! – воскликнул он и с ужасом посмотрел на нас. – Во время чумы зараженных держали в одном месте. Нельзя допустить, чтобы эти оборотни, – он осекся и продолжил: – Прости Иларий, чтобы твоя семья покинула дом. Пока мы не поймем, как можно их вылечить, они должны находиться все вместе.
– И как же мы это сделаем, если они будут возражать? – спросил Бахмен.
– Нужно заколотить дом, другого выхода нет. Только мы не знаем, сколько у нас есть времени, поэтому медлить нельзя.
Посовещавшись, мы решили, что овец и лошадь нужно перегнать к дому Бахмена, только если вот место для лошади имелось, то загон, оставшийся еще с тех времен, когда у Бахмена было свое стадо, изрядно покосился и пришел в негодность. Ладо сказал, что рано утром они с Тито придут с инструментами и подправят его.
Укладываясь спать на жесткой деревянной лавке, Бахмен проговорил:
– Не грызи себя так, мальчик мой, все мы ошибаемся. Все наладится, вот увидишь, все наладится. Только верь. Верь.
Я слушал покряхтывание Бахмена, пока он не уснул, а сам долго лежал и смотрел в шевелящуюся за окном пустоту, и мне казалось, что мои губы и рот были пропитаны кровью, и неуловимый привкус меди вызывал приступ тошноты. Мне казалось, что я навечно замарался в чем-то омерзительном и скверном, и никогда, никогда я не смогу смыть с себя это.
9
На следующий день Ладо и Тито подошли к дому Бахмена, когда солнце еще не показалось на горизонте, и мы втроем, не мешкая, приступили к работе. К полудню загон был готов: подправлена крыша, стены, укреплена ограда.
– Ну, славно поработали, – удовлетворенно сказал Ладо, – до холодов должно быть неплохо, а потом посмотрим.
Я заглянул в дом, чтобы позвать Бахмена на обед, но в доме его не было.
– Может, он ушел в холмы? – спросил Ладо.
Но я сразу же отверг это, когда увидел, что на печи не было того самого «жгущего корня». Беспокойная странная мысль засела в моей голове: «Не случилось ли что плохого с ним?». Я сказал, что нам непременно нужно сейчас же идти к моему дому. И чем ближе мы подходили, тем сильнее мной овладевало беспокойство.
Возле калитки мы заметили рассыпанные белые крупинки.
– Похоже на соль, – сказал Ладо, рассмотрев крупинку.
– Посмотрите! – крикнул я. – Дверь дома, кажется, заперта.
Действительно, входная дверь была закрыта на тяжелый металлический засов, через который был перекинут замок с незащелкнутой дужкой. Эту дверь мы запирали только тогда, когда все вместе уходили в церковь.
