Как часто я наблюдал такую картину: некий прилично одетый и степенный человек гонится за пронырливой шпаной, стащившей у него деньги. И как часто я думал, что тот человек неудачник и сам виноват, раз позволил себя так глупо облапошить. Но на это раз я сам был в числе тех неудачников, и люди смотрели с усмешкой, как я скользил по грязному снегу, пытаясь догнать юркого мошенника.
Мальчишка то и дело оборачивался, чтобы узнать, насколько я быстр и смогу ли схватить его, и когда увидел, что я не собираюсь сдаваться и вот-вот настигну его, он решил неожиданно сменить траекторию, и, как шустрый хорек, нырнул слева в маленькую арку. А я, пытаясь затормозить, зацепился за выступающую из земли какую-то железку и, споткнувшись, едва не полетел лицом в грязный, сырой сугроб. Подошва моей левой туфли безнадежно провисла, а мальчишка скрылся в глубине улиц.
Я выругался и, шлепая наполовину оторванной подошвой, направился в сторону, куда убежал мальчишка, понимая, что искать его бесполезно. Пройдя через арку, я оказался на довольно узкой улице, где стояла всего пара домов, а дальше, правее, располагалась большая огражденная территория, посреди которой стояло трехэтажное обшарпанное здание, на котором местами еще виднелись остатки желтой штукатурки. На высоком железном заборе не было приколочено ни одной таблички, а за закрытыми воротами стояла небольшая деревянная будка, возле которой лениво, жесткими прутьями старой метлы, сметал в канаву грязную снеговую жижу дворник, одетый в линялую телогрейку.
– Вы не видели случайно здесь пробегавшего мальчишку? – спросил я у него.
– А что же не видел? Видел, – неторопливо ответил дворник.
– А куда он побежал?
– Да куда же он мог еще побежать? Сюда и побежал.
– Так он сюда, в это здание, забежал? – крикнул я, не веря своей удаче. – Он украл у меня кошелек! Мне нужно попасть внутрь, откройте, пожалуйста, дверь.
– Посетители сегодня не принимаются. Мое дело впускать посетителей, когда есть указанное время. Остальное меня не касается, – пропел он, как на церковной службе, заученными словами, даже не посмотрев в мою сторону.
– Но вы не понимаете, он обманул меня, украл деньги!
Дворник, по-прежнему, не удостоив меня взглядом, лениво махал метлой, размазывая грязь.
– Говорю, не могу пустить. Не положенное время.
– Что это за учреждение?
– Известно дело, что это. Это учреждение для малолетних беспризорников, хулиганов, дебоширов, воров и прочей нечисти, – ответил он так, словно подобный вопрос ему задавали по десять раз на день.
– А, теперь все понятно! Значит, здесь преступников держат. Вот как значит! И вы защищаете их…
– Ничем помочь не могу. Мое дело впустить мальчишку, но не тех, кто за ним гонится, пусть даже если он и украл вагон сахару. Впустить вас – никак нельзя. Вдруг вы изобьете его, а мне потом что? Это не мое дело. Ежели вы были бы беспризорником, проживающим здесь, или работником, я бы вас пустил, а так, ничем помочь не могу, – дворник на меня посмотрел и мягко улыбнулся, будто извинялся, мол, такие дела.
– Ну, хорошо, тогда ждите! – разозлился я. – Я сейчас приду с полицией!
– Это, пожалуйста. С полицией впущу вас, отчего ж не впустить, – радушно пожал он плечами и снова улыбнулся.
– Подождите! Стойте, не надо никакой полиции! – обеспокоенный женский голос остановил меня, когда я собрался уже уходить.
От здания торопливо шла девушка в сером большом пальто и маленькой черной шляпке, из-под которой выглядывали короткие, по плечи, светлые волосы. Я не мог поверить, это была та самая девушка, которую я видел, заходящей к нам в редакцию три недели назад. «Маленькая птица, забывшая улететь на юг», – подумал я.
Она вышла из ворот и обратилась ко мне:
– Я слышала, что у вас произошло, и очень сожалею. Давайте все уладим здесь, прошу вас. Не будем никого вмешивать. Я помогу вам вернуть деньги, только прошу, никуда не ходите. Хорошо? – она смутилась от моего пристального взгляда. – Так, что? Вы согласны?
– Да, да, я согласен. Конечно, согласен, – сказал я, опомнившись. – Я могу показать, который мальчишка украл кошелек.
– Это не нужно. Я видела, кто заходил сюда последним. Сейчас я приведу его сюда. Подождите.
Когда девушка ушла, дворник обратился ко мне.
– Вы, наверное, думаете, как она вам вернет кошелек? А легко вернет. Только скажет, и тот проныра послушается ее. И не смотрите, что она девушка маленького роста, размером с мелкую птицу. Хоть она и выглядит, как пичуга, но сила и характер у нее, как у орла. Я все диву даюсь, как она справляется с этими оглоедами? Я хоть человек спокойный, но порой борюсь с желанием влепить вот этим веником по наглым рожам этих паршивцев, а она хоть бы хны. Скажет им, и они как солдатики в строй выстраиваются. Начальство на нее богу молится, боятся, что уйдет. Да тут и уйдешь, было бы куда только. Сами все понимают, а платят грошики, нету больше, говорят. Я-то понимаю, что нету, а чем жить-то?
Дальше дворник рассуждал про скудное жалованье и непростую жизнь, а я начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу и слегка подпрыгивать от холода, заглядывающего в порванную туфлю.
Через минут двадцать вышла девушка, держа за руку знакомого мне мальчишку, который неохотно шел за ней, несобранно перебирая ногами.
– Это он? – спросила она у меня, когда они вышли из ворот.
Я кивнул.
– Ну, доставай кошелек и возвращай этому доброму человеку то, что принадлежит ему, а не тебе, – строго сказала она опустившему голову мальчишке, который с любопытством рассматривал мою обувь.
Мальчишка шмыгнул, вытер нос грязным рукавом и, не поднимая головы, вынул из кармана мой коричневый кожаный кошелек и протянул мне.
Заглянув внутрь, я с удивлением обнаружил, что там лежали не только деньги остававшиеся на обувь и костюм, но и те, которые я собственноручно отдал ему.
– Все деньги на месте, – сказал я, напрасно разглядывая лицо мальчишки, в надежде увидеть хоть каплю его раскаяния.
– Хорошо, – вздохнула девушка, – а теперь, Радик, ты должен извиниться и пообещать, что больше не будешь обманывать и воровать. Поблагодари этого доброго человека за то, что он дал тебе шанс исправиться, и теперь у тебя иметь возможность стать честным и примерным гражданином.
Мальчишка засопел, покраснел и еле слышным голосом что-то промямлил.
– Скажи громче, потому что тебя никто не услышал, – девушка слегка подтолкнула его.
– Извините меня, я больше не буду обманывать и воровать. Спасибо вам, что дали мне шанс стать честным гражданином, – пробубнил он надтреснутой скороговоркой, хотя я помнил его елейный голос, полный скорби и страдания, когда он слезно рассказывал о своей больной матери.
Когда мальчишка, изобразив мнимое раскаяние, покорно скрылся за воротами, девушка сказала:
