— Еще — говорит Юрико, изгибаясь в пояснице и я чувствую, как она трется об меня свои телом. Все-таки это фрейдисткая манипуляция — говорят мне те остатки мозга, что не заняты вычислениями полезной площади ее обнаженного тела и способами покрытия этой самой площади страстными поцелуями. Вот, так — поманить и не дать, удерживать на грани и не давать проникнуть, не дать завершить — это что-то вроде сладкой пытки и такая манипуляция оставит неизгладимый след в сознании. И подсознании тоже. На всех уровнях. Потому что пища слаще когда голодаешь. Чертовка! Очень хочется отбросить приличия и барьеры, потому что какие тут могут быть приличия, когда такое тело к тебе прижимается… и сжать ее, сильно, грубо, взять ее прямо вот тут, схватив за ее длинные черные волосы и заставив умолять и плакать от наслаждения… но… Джентельменское соглашение. Как, наверное, хорошо не быть джентльменом, а? Вот, кстати, зачем все это садо-мазо придумали — чтобы сбрасывать такие желания без травм, потерпевших и вызова полиции на место происшествия…
-Давай! — подстегивает меня Юрико: — ну же! — и я чувствую, как ее ловкие пальчики скользят вниз, по моему животу.
— Я не против. Но ты правда этого хочешь? — спрашиваю я шепотом. Юрико молча кладет мне палец поперек губ, мол молчи, не понимаешь, так и молчи. Я не понимаю и молчу. Ситуация выходит из-под контроля так же стремительно, как самолет, падающий в пике. В салоне хаос и крики, мамаши хватают детей, кто-то молится, кто-то проклинает, а в кабине самолета — царит напряженное молчание, пилоты хватаются за штурвал, переключают кнопки и дергают за ручки, но «этот поезд в огне и нам нечего больше терять». Я всей кожей чувствую Юрико — с головы до пят, каждый ее изгиб, мягкость и упругость ее плоти, цветочный аромат юной девушки и ее разгоряченное дыхание прямо мне в лицо…
— Мне очень стыдно прямо сейчас — говорит она, не открывая глаз, пока ее пальчики исследуют меня внизу: — очень стыдно. Я чувствую себя такой … шлюхой.
— Мы можем прекратить — шепчу я ей в ухо, и облизываю его. Она вздрагивает и прижимается ко мне всем телом.
— Можем — кивает она: — можем… но пока… давай еще.
— Тебе так нравится? — спрашиваю я, поглаживая ее попу и чувствуя как пальцы у меня периодически… нарушают границу.
— Нет — мотает головой она, по-прежнему не открывая глаз: — Мне еще недостаточно стыдно, чтобы я вышла в коридор совсем красной…
— И как именно сделать тебе стыдно? — спрашиваю я, исследуя каждый сантиметр ее гибкого и тренированного тела гуттаперчевой девочку.
— Может… так? — она чуть отстраняется и легко закидывает одну ногу мне на плечо, прижимается обратно и … да, она стоит на одной ноге на идеальном шпагате, прижавшись ко мне.
— Мне всегда казалось, что эта позиция очень стыдная — говорит она: — использовать свои умения и способности для этого… как же стыдно!
— А ты у нас любишь подчиняться, да? — говорю я, все же хватая ее за ее великолепные длинные черные волосы и наклоняя ее голову ко мне: — потому что ты слишком много всего контролируешь в жизни, интриганка…
— Нет! Это не так… — говорит она, но когда ее тело так прижато к моему — соврать о таком невозможно, дрожь ее тела передается и мне.
— Ты обожаешь просчитывать людей и думаешь, что ты — самая умная, верно, Ю-тян? — наматываю волосы на кулак и тяну. Тихий стон и трепет тела как натянутой струны. Что же, понятно, было предсказуемо, Ю-тян у нас на самом деле хочет быть нижней, но вот позволить себе не может. Схожая ситуация и у меня — тоже не могу позволить себе выплеснуть свое желание доминировать, в современном обществе это не поощряется. Но вот в постельных играх — можно, только если договоритесь о правилах безопасности и не придушите друг друга на первом свидании.
— Нет! Не надо! — кричит Юрико, вырываясь. И если бы я не знал на что она способна, не видел ее способности как бойца — я бы мог и поверить. И, конечно — отпустил бы. Но я видел как она может двигаться, знаю, что элементарные вещи из разряда «как освободиться от захвата за волосы и вбить нападающему кадык в позвоночник» — она знает на уровне рефлексов. А значит она играет. Хорош так играет, во весь рост. Сам Константин Сергеевич бы только в ладоши похлопал… талант же.
— На самом деле ты же хочешь этого — говорю я стереотипную фразу из хентайной манги. Вот ничего другого на ум не пришло, честно. Надо расширять свой фразеологический багаж, а то что такое в самом деле.
— Нет! Отпусти! Нет! — в какой-то момент она изгибается назад, да так сильно, что…
— Кхм… — кашляю я и опускаю глаза вниз. Юрико в свою очередь открывает глаза и смотрит вниз.
— Ээ… извини, случайно вышло — говорю я: — мне вынуть?
— Ну… теперь чего уж. — говорит Юрико и пожимает плечами: — Станиславский бы одобрил…
Вышла из раздевалки Юрико как и планировала — с большой помпой. Она не стала натягивать спортивку или там футболку, нет. Она принесла с собой простыню. Завернулась в нее, да так, что половину Юрико было видно, выбежала в коридор, покрасневшая и покрытая капельками воды и пота, увидела всех наших сплетниц на табуреточках, всплеснула руками, закрыла лицо и убежала по коридору, оставив меня расхлебывать последствия. Сыграла так сказать в катарсис и глубокую душевную травму. Конечно, босая девушка в одной простыне с раскрасневшимся лицом бежит по коридору, пряча лицо в ладонях, сгорая от стыда — это сильный образ. «Графиня изменившимся лицом бежит пруду.»
В коридоре же царило глубокое молчание. Учитывая, какие тут тонкие перегородки, я представил, как тут все было слышно и поежился. Эффект, наверное, убойный. Девушки как один — все красные, глаза отводят и от меня и друг от дружки. Устроили мы тут с Юрико Варфоломеевскую Ночь. Впрочем, настроение у меня было очень хорошее, омрачало его только то, что ужин уже прошел, а до завтрака еще далеко. Потратил тут калории, понимаешь, работал во славу родины и помощи людям.
— Добрый вечер! — здороваюсь я со всеми, прерывая неловкое молчание: — душ свободен! Прошу прощения, что занял его так надолго…
— Н-ничего. Я сегодня все равно мыться не хотела — отмораживается Эйка-тян: — лучше так похожу, правда, девчата?
— Я после такого туда в жизни не зайду. — прямолинейно рубит Дездемона: — вы слышали? Бедная Юрико!
— Пожалуй я тоже воздержусь — кивает Сора: — там наверное … гормоны какие-то. В душевой этой.
— Над нами ставят психологический эксперимент — говорит Кимико: — они на нас испытывают супер-феромоны! Сперва Кенте впрыснули и он тоже — всего лишь жертва экспериментов, учитывая то, что он с Ямадой-саном переспал!
— Что за бред ты несешь! — вскидывается Сора: — откуда у тебя такая чушь на уме?!
— Мне Нобуо рассказал! А ему… ты же и сказала!
— В любом случае — душ свободен. Я на кухню пойду — что-то кушать охота. Кто со мной? Никого? Ну ладно — и я иду на кухню. На кухне за столом сидит Мико в своем обычном мальчишеском наряде. Видя меня краснеет и начинает суетиться, не зная, куда руки девать. Она отодвигает от себя керамический чайник, потом — чашку, спохватывается и придвигает чашку вновь, проливает чай, чертыхается вполголоса, тянется за тряпкой и толкает стол, привстав. Опускается на стул и заливается краской. Вот нипочем не скажешь что та же самая девушка, что меня в душевой подкараулила — и куда вся смелость подевалась?
