— Встреча была коротка, крошка, зато ну и врезали же мы этой вселенной!
Энсли вылетел из червоточины. Ирелла решила, что должен раздаться грохот, что–то вроде сверхзвукового хлопка, хотя, наверное, когда прокалываешь ткань реальности, чтобы вернуться в нее, можно ожидать и вспышки Большого взрыва. И — ничего. Полное отсутствие звука, как в вакууме. Но свет…
— О святые, — прошептала она.
Впереди висела огромная звезда белого спектра, опоясанная великолепным кольцом, мерцающим, точно дитя, рожденное от столкновения двух алмазных миров. Но за ним раскинулось истинное величие родины оликсов — галактическое ядро, занимающее половину космоса.
Внешние сенсоры Энсли уже обнаружили спектральные врата — до них было около двух с половиной а. е.
— По крайней мере, они не по ту сторону звезды, — сказала Ирелла.
— Все равно туда еще надо добраться, — парировал Энсли. — Вот веселуха будет!
Через секунду после Энсли терминала достигли гранулы–генераторы, производящие собственную отрицательную энергию, взаимодействующую с существующей структурой, удерживающей червоточину открытой. Так же, как и у сенсорной станции, они установили контроль над структурой экзотической материи, чтобы, даже если оликсы отключат свои генераторы, терминал не закрылся.
Энсли шел с таким ускорением, что сам засиял звездой, встретившись с солнечным ветром. Больше пяти миллиардов воспринимающих «листьев» сорвались с его корпуса, насыщая пространство, чтобы обеспечить беспрецедентное разрешение. Семь кораблей Решения уже приближались к Энсли на восьми g. Он инициировал отрицательный импульс, и частица сверхплотной материи превратилась в чистую энергию, разделившуюся на семь лучей. И семь кораблей Решения взорвались, обернувшись недолговечными огненными памятниками великолепному насилию.
Часть избыточной энергии отрицательного импульса преобразовалась во всенаправленный радиовзрыв.
— Привет, ублюдки! — проорал Энсли на всю систему оликсов. — Люди приехали. Извините, что опоздали. Но вот мы здесь, так что давайте веселиться!
Как только «листва» активировалась, тактический дисплей Иреллы начал расширяться.
— О, черт, — охнула она. — Ты это видишь?
— Меньшего мы и не ожидали, — спокойно ответил Иммануээль.
Теперь «листья» воспринимали сферу пространства диаметром в миллион километров, центром которой служил терминал червоточины. В этой зоне находилось восемьсот семьдесят три корабля Решения. И все они уже двигались. Сотни ближайших к червоточине рвались туда, а восемьдесят, выстроившись в боевом порядке, ринулись за Энсли.
Корабли армады вырывались из червоточины; ударные крейсеры устанавливали защитный периметр вокруг генераторов, уничтожая системы оликсов и ближайшие звездолеты. Корабли Решения выпускали ракеты и гравитонные лучи, которым противостояли ядерные барьеры и снаряды антиматерии ударных крейсеров. Сверхвысокая радиация сотен взрывов создала смертоносную энергетическую бурю вокруг терминала червоточины, превращая все незащищенные объекты в субатомные частицы, вливающиеся в радиационный поток. Колоссальная перегрузка нарушила даже работу воспринимающих «листьев». Волны ракет катились одна за другой сквозь хаос. Крейсеры обороны гибли, но корабли армады все летели и летели из червоточины, сразу закрывая бреши в защитном кордоне, а эскадрильи тяжелых боевых крейсеров проносились по накаленной до предела арене, чтобы нанести удар по приближающимся кораблям Решения. Управляемые субаспектами комплексов, бронированные крейсеры были чрезвычайно маневренны. После того как первые двадцать стычек закончились уничтожением кораблей Решения, уцелевшие звездолеты оликсов начали прибегать к тактике уклонения. Плотно сомкнутый строй боевых крейсеров произвел залп, и волны каплевидных каллумитов устремились вперед, оставляя за собой недолговечные черные инверсионные следы, поглощая плазму, сквозь которую пролетали. В считаные секунды ускорение их достигло немыслимых тысяч g. Ближайшие корабли Решения не успели даже среагировать, а первые ракеты уже пропороли их фюзеляжи. Те корабли, что находились дальше, вышли из–под удара, наблюдая, как каллумиты пролетают мимо; их колоссальная скорость быстро вывела ракеты за пределы кольца судов оликсов, охранявших терминал червоточины. Некоторые корабли Решения использовали подавляющие излучатели, убивающие спутанность каллумитов, обнажая чувствительную структуру маленьких ракет, мгновенно становящихся уязвимыми, не защищенными ни от трения сверхскоростной межзвездной пыли, ни от обычных рентгеновских лазеров.
— Это хорошо, — сказал Иммануээль, когда они потеряли восемнадцать каллумитов. — Мы разобрались в их технологии подавления. И модифицируем соответствующим образом вторую фазу стратегии развертывания.
Ирелла смотрела, как больше пятисот каллумитов исчезают в недрах звездной системы. Проследить за ними не могла даже сенсорная «листва» — лишь их собственные внутренние коммуникационные каналы связывали их с тактической сетью армады.
После минуты полета, в течение которой он уничтожил девятнадцать кораблей Решения, Энсли увеличил ускорение до двухсот восьмидесяти g и развернулся по огромной параболе, направляясь теперь прямо к терминалу червоточины, навстречу ста семидесяти преследовавшим его кораблям Решения. Ирелла, хотя и знала, что должно произойти, поймала себя на том, что сидит, вцепившись в подлокотники кресла.
За двадцать пять секунд до столкновения с противником Энсли инициировал еще один отрицательный импульс. На этот раз вся энергия ушла на чудовищный электромагнитный разряд, временно ослепивший множество следящих за ним датчиков, на пару секунд лишив врага важнейших данных.
— Ох, святые, — простонала Ирелла.
Она видела вектор курса несущегося обратно Энсли; он собирался пролететь мимо конца червоточины, с пространственным разносом в какие–то две тысячи километров, на ужасающей скорости.
Если у него не получится…
Энсли развернул щит сверхплотной материи. В этот момент он находился в семнадцати тысячах километров от строя кораблей Решения и быстро приближался к ним. В пятнадцати тысячах километров он активировал свой щит.
Весил щит примерно столько же, сколько луна средних размеров. В сложенном состоянии это был диск диаметром тридцать метров и толщиной один сантиметр. Когда щит развернулся на скорости ноль девяносто пять световой, диаметр его стал восемьдесят тысяч километров, а толщина — сто микрон. Усиленное квантовое равновесие гарантировало, что все композиционные атомы находятся в одном и том же состоянии — что и объединяло их.
У кораблей Решения не было времени отклониться от курса; они врезались в то, что по сути своей было двумерной луной, со скоростью сближения, превышающей девятьсот километров в секунду. Щит послушно распределял и поглощал удары. Неудержимая инерция сметала с пути раскаленные обломки, так что по поверхности потекли релятивистские реки, каскадами срываясь с краев.
Через пять секунд после последнего столкновения Энсли вновь сложил щит.
