— Ладно, соглашусь: это аккуратно.
— Есть там и раса хладнокровных, которую оликсы буквально заморозили в жидком азоте при экстремальном давлении. Еще одни…
— Спасибо, Юрий, я не нуждаюсь в кратком описании всех шести тысяч видов. О чем же спор?
— Нужно решить, куда их всех отправить.
— Ага.
— Звездолетам потребуется десять тысяч лет, чтобы достичь Земли, так что время принять решение у нас, очевидно, есть.
— Теперь поняла. Нам нужно оценить каждую расу и определить, кого мы хотим видеть своими соседями. О, догадываюсь, такой уровень технологий нам тоже доступен?
— Верно. Некоторые могут быть настроены враждебно. Нужно проявить осторожность. В таком случае мы не выведем их из стазиса, пока не восстановим человеческое общество.
— Потому что и у них было бы десять тысяч лет на то, чтобы развить собственные технологии…
— Да.
— Что ж, в этом есть смысл. В конце концов, еще сотня лет — и человечество, вероятно, сумело бы справиться с оликсами. И кто же будет проводить все эти вычисления и оценки?
Юрий скромно пожал плечами:
— Иммануээль полагает, что этим не должны заниматься только комплексы. Соберется совет, в него войдут оживленные люди с разных ковчегов и из разных эпох. Ирелла, конечно. И Джессика вполне способна привнести новую достойную точку зрения.
— Совет? Кажется, ты говоришь о бюрократии?
— Я нахожу это весьма обнадеживающим. Даже комплексы, столкнувшись с проблемой, инстинктивно создают комитет.
— И ты, конечно, тоже поучаствуешь?
— Меня попросили. Как–никак, я жизнь положил на службу безопасности. Как и ты.
— Что? О нет. Нет. На это я не подписывалась. Я свою роль уже сыграла.
— И тем заработала себе репутацию святой Кандары. Знаешь же, ни один план сражения не выдерживает контакта с врагом. Кроме того, чем вообще ты собиралась заниматься следующие десять тысяч лет?
— Это время я планировала провести в домене с исключительно медленным течением времени.
Губы Юрия дрогнули, сложившись в улыбку.
— Святой Каллум уже согласился.
— Матерь Мария, ты меня удивил. А Ирелла? Ты сказал, она тоже в комитете?
— Да. — Юрий бросил на нее проницательный взгляд. — А что? Ты ей не доверяешь?
— Естественно, доверяю.
— Вот такие инстинкты и нужны нам в комитете.
— Это не инстинкт, это…
— Предубеждение?
— Да пошел ты. Но ты заметил, что все, что предсказывает Ирелла, неизбежно случается?
— Потому что она умна.
— Как и комплексные люди.
— Они в некотором роде благоговеют перед ней, что меня немного тревожит. Было бы хорошо, если бы среди нас был кто–то вроде тебя, чтобы служить ей противовесом.
— Ох, Мария.
— Отлично. Первая встреча — через два дня. Ознакомься пока со списком видов.
— Ты полагаешь, я выучу все шесть тысяч четыреста рас за сорок восемь часов?
— Они предварительно сгруппированы по категориям. Но, полагаю, первый десяток сессий мы проведем, обсуждая, что делать с теми, кого мы не желаем видеть в соседней звездной системе.
— Конечно.
— Потом мы должны решить, какую человеческую культуру мы хотим создать, когда вернемся на Землю. С той мощью, что дают нам технологии комплексов, должны быть какие–то ограничения на индивидуальное пользование.
Кандара уставилась на него, не рискуя заговорить и, как всегда, размышляя, насколько эффективно работает ее железа.
— Верно, — фыркнула она наконец.
— Ну подумай, кому еще можно это доверить? Мы же, как–никак, Святые.
ЛОНДОН
Далекое будущее
Придя в сознание, Горацио закричал — и кричал, и кричал, и кричал. Тело его боролось с ловчими змеями, вторгшимися в него, руки и ноги бешено дергались, и какие–то полосы белой ткани развевались вокруг, как паруса застигнутого бурей корабля. Но даже его исступленный, перепуганный разум в конце концов осознал, что что–то тут не так. Боли не было. Он перестал метаться и впервые по–настоящему увидел, где он и что с ним. Он лежал, завернутый в свежую белую простыню из чистого хлопка, на большой круглой кровати, мягко прогибающейся под ним, не давая упасть. У кровати стояли двое в стильных зеленых туниках, наводящих на мысли о медицинских халатах. На их лицах читалось сочувствие.
— Ну вот, — сказал один, успокаивающе улыбаясь. — Все закончилось. Никаких ловчих змей нет. Ты выздоравливаешь. И все у тебя хорошо. Просто попытайся успокоиться. Не торопись, времени у нас предостаточно. Мы здесь, чтобы помочь.
Что–то в его тоне разъярило Горацио; медик старался внушить уверенность, голос его звучал слишком покровительственно.
«Тебе не помешало бы подучиться эмпатии».
И Горацио хрипло рассмеялся, поскольку обижаться на того, кто спас тебя от оликсов, было настолько глупо, насколько это вообще возможно. Так что он действительно успокоился и отдышался.
— Что случилось?
Снова улыбка — не вполне искренняя.
— Тебя извлекли из кокона и вернули в тело.
— Э… — Должно быть, Гвендолин нарушила правила и отправила агентов службы безопасности отбить его у ловчих змей. Рискованно, конечно, но клиники неотложной помощи здесь, на Пасобле, самые лучшие. — Где Гвендолин?
Медики переглянулись.
— Подобная дезориентация — дело обычное. Я предлагаю воспользоваться моментом и подготовиться к нашим объяснениям. Но все будет хорошо, подчеркиваю — хорошо.
— Я не дезориентирован, — с угрозой заявил Горацио и поднял руки — нет, не для того, чтобы сжать кулаки. Нет. Он уставился на свою кожу. Молодую кожу. Испуганно вскрикнув, он сел и потянул простыню, обнажая тело. Идеальное тело — стройное, мускулистое, способное на быстрые уверенные движения — и никакой боли в суставах. Тело из ностальгических воспоминаний — то, которое он привык видеть в зеркале в лучшие дни своей поздней юности.
— Что? Что?
— Спокойнее.
— Не надо, черт возьми, меня опекать! — взревел он. — Где я? Что произошло?
— Ладно. Если в двух словах, оликсы превратили тебя в кокон. Потом, много позже, тебя спасли. Теперь ты вновь в системе Сол, в хабитате на орбите Земли. Сейчас идет масштабная операция по восстановлению биосферы, поврежденной в результате осады оликсов. Когда мы вернулись, на нашей дорогой родной планете царил новый ледниковый период, но наши геотехники полагают, что им удалось инициировать самоподдерживающуюся инверсию.
