— Черт! — рявкнул Олли.
Рот Ларсона слабо открывался и закрывался. Толстые пальцы подергивались, как пытаемые током черви.
— Воздух? — выкрикнул Олли. — Тебе нужен воздух?
Он бухнулся на колени и попытался приподнять голову Ларсона. Груда мусора, на которой он балансировал, угрожающе поехала, встряхнув их обоих. На одно жуткое мгновение Олли показалось, что чудовищная туша вот–вот навалится на него. Между губ Ларсона торчал синеватый язык.
— Что не так? — Олли уже выл. — О черт, черт, черт! — Медицинские модули пытались отправить экстренный вызов в специализированную кардиологическую клинику в Челси, но вирусы Олли блокировали сигналы. — Нет! Нет, пожалуйста! Скажи мне, где Николаи. Пожалуйста! Я вызову скорую. Клянусь. Они тебя спасут. Только скажи!
— У него остановка сердца, — сообщил Тай.
— Нет, нет, нет! Как он может!
— Жизненные показатели на нуле.
Олли умоляюще уставился на пустое лицо Ларсона.
— Где Пэйноры?
— Полиорганная недостаточность. Поддерживающие медицинские системы не способны обеспечить функционирование основных систем организма.
Ларсон перестал дышать.
— Ты кусок дерьма! — возопил Олли и ударил ублюдка, ударил кулаком прямо в гнусную жирную рожу. И еще раз. И еще. Ничего. — Ублюдок! Тупой безмозглый ублюдок! Как ты посмел это сделать? Почему? — Олли откинулся назад, неверяще глядя на свой единственный шанс найти Николаи и спасти бабулю и Бика.
Два года. Два гребаных года, чтобы найти его. А он, сука, взял и ПОДОХ?
Олли не помнил, как спустился по лестнице, как вышел из здания «Иконы». Только когда свет и гул лондонского дьявольского неба снова накрыли его, он опять начал замечать внешний мир. Дома и доки обернулись смазанными серыми пятнами. Даже резкая смена данных, выплеснувшихся на линзы, не особо привлекла его внимание. И только слова Тая «На тебя нацелено восемь лазеров» встряхнули Олли, заставив сфокусироваться на окружающем пространстве.
За углами ближайших зданий прятались военные в черной броне. Наверху, прямо над крышей «Иконы», зависли три уродливых городских противоповстанческих дрона. Куча стволов — неужто и вправду восемь? — смотрели на него.
Олли вскинул сжатые кулаки, беззвучно вопя от ненависти.
— Олли Хеслоп, вы арестованы, — громыхнул неприятный, словно бы механический голос. — Деактивируйте всю периферию и опуститесь на колени. Заведите руки за голову, сцепив пальцы в замок.
— Хрен вам! — взревел в ответ Олли. По щекам его текли слезы. Он поверить не мог, что это происходит на самом деле. Он вошел в «Икону», готовый узнать, где Николаи, чтобы начать спасать бабулю и Бика. А теперь он остался ни с чем, и особый отдел нашел его. Бик и бабушка пропали, их заберут оликсы, когда Лондонский щит наконец рухнет.
— Повторяю. Деактивируйте всю периферию…
— Нет! — Он шагнул вперед, тыча пальцем в свой черный ошейник. — Просканируйте это, говнюки! Ну же! Давайте! Видите? Видите, что это? Я воспользуюсь этим, клянусь, воспользуюсь! Просто отвалите и оставьте меня в покое! — Слезы побежали быстрее, из содрогающейся груди рвались жалкие рыдания. — Оставьте меня в покое, — провыл он. — Вы победили. Понятно? Ура, черт возьми, ура. Чего вам еще нужно? На Загреус вы меня уже не сошлете. Все равно мы все превратимся в коконы, так какой, к чертям, смысл?
Он привалился к стене и медленно сполз по ней, уронив голову, чтобы ничего не видеть, и продолжая рыдать. А когда слез не останется, когда все мысли оцепенеют — он это сделает. Ошейник действительно был страховочным. Начиненный взрывчаткой, он обезглавит его мгновенно; взрыв разнесет череп, расплескает мозг. Оликсы не сумеют окуклить его.
Это единственная победа, которая у него осталась.
Двадцать минут спустя он все еще не двигался. Слезы иссякли сами собой. В голове прокручивались воспоминания о прежних временах. О проказах Бика. О бабуле, всегда напряженной и измотанной, пытающейся вырастить двух мальчишек, заставить их ходить в школу, не позволить им связаться с дурной компанией. «Нет. Не им. Мне. Именно я подвел ее. Нужно было мне остаться в университете. Зачем я позволил себя вышвырнуть? Нельзя было возвращаться в Легион.
Вот почему я оказался в итоге здесь. Вот почему мы все здесь. Я был дико глуп, помогая оликсам. Я сделал это с Лондоном. Со всем миром».
Плотную пелену черного горя всколыхнул звук приближающихся шагов. Он вздохнул и сосредоточился на иконке ошейника. Последнем, что он увидит в жизни. Вот, сейчас…
— Олли, дорогой.
Пол. Ный. На. Хрен. Атас!
Олли истерически захохотал. Он был на самом дне, в самом худшем состоянии, в каком только может пребывать человек, — но нет, оказывается, имелся–таки способ опустить его еще ниже. И кто же тот единственный, кто сумел это?..
— Что ты тут делаешь?
— Олли, пожалуйста, не надо.
Он поднял глаза. Лоло стояло в десяти метрах от него — в алом летнем платье в крупный белый горошек, отливающий под дьявольским небом болезненно–лиловым. Несмотря на это, выглядело оне потрясающе. На прекрасном лице читались печаль, и тревога, и любовь.
— Я беременно, Олли.
Тело Олли отключилось. Все до единого мускулы окаменели. Как и легкие. Как, кажется, и сердце.
«Должно быть, я привел в действие ошейник. И не один раз. И это ад — тот же мир, но после каждой смерти все хуже и хуже».
— Прости, — продолжало Лоло. — Я должно было сказать тебе. Я хотело сказать. Но не могло выбрать подходящее время. Пожалуйста, это Кохаи Ямада. Выслушай его. Все совсем не так плохо, как ты думаешь, Олли. Правда–правда.
Рядом с оне стоял мужчина с неподвижным от омолаживающей терапии лицом, в ветровке с логотипом «Связи». Олли захрипел, с мучительным трудом протолкнув в себя глоток воздуха.
— Привет, Олли, — сказал Кохаи. — Мы тоже хотим заполучить Николаи. И мы знаем, где она. Ну как, интересно?
МЕЖЗВЕЗДНОЕ ПРОСТРАНСТВО
Год 5 ПП
За шесть часов до отлета «Моргана» Ирелла сидела на краю кровати, глядя прямо перед собой, на неактивную текстурную стену каюты. Оптика опять проигрывала перед ней все тот же файл. С тех пор как записала, она просматривала его по крайней мере раз в день и все равно каждый раз чувствовала легкий укол вины.
«У меня не было выбора. Надеюсь, они поймут».
— Нельзя продолжать совещаться и откладывать решение до появления какого–то мифического консенсуса, — говорила она в записи. — Это не настоящее лидерство, а в его отсутствии мы виноваты, виноваты тысячи лет. Иногда просто нужно сделать выбор — потому что если ты в состоянии сделать выбор, значит, ты имеешь на это право. Обстоятельства таковы, что иного выбора у нас нет, кроме как создать вас. Цивилизация, которой мы даем начало, сходна с моим поколением. Как и вас, нас родили не спрашивая. Из–за обстоятельств, в которых мы оказались, у нас не было выбора, как прожить нашу жизнь. Но, в отличие от нас, у вас свобода выбора будет. Это самый ценный подарок, который я могу вам сделать. Сам факт того, что вы родитесь одни, в этом уникальном месте, дает вам свободу. Вы можете выбирать, помогать ли борьбе, длящейся вот уже десять тысяч лет… или нет. Эта способность — единственное, чего у вас не отнять. Конечно, я надеюсь, что, сделав выбор, вы решите присоединиться ко мне. Но если нет, я желаю вам всего наилучшего на вашем пути к той цели, которую вы для себя наметили.
