— Будь осторожен. Я им не доверяю.
— Я тоже.
— Знаешь, они забрали Бика и бабушку, когда привезли меня сюда. Погрузили их коконы в ап–фургон.
Олли мрачно зыркнул на Кохан:
— На хрена?
— Вот, — многозначительно протянуло Лоло. — Что ты и говорил.
— Э. А что именно?
— Ты не параноик, если за тобой действительно следят.
Оне повело рукой, как бы охватывая камеру.
— Береги себя. — Олли поцеловал Лоло, потерся щекой о щеку. — И… ешь нормально, и все такое. И никакого нарка, вообще никакого!
— Я завязало больше месяца назад. А ты и не заметил.
— Ох. Прости. Уже знаешь, кто у нас будет?
Лоло нахмурилось, потом с легким раздражением покачало головой:
— Мои гены доминантные, Олли. Наш ребенок родится омни, конечно.
— Хорошо. Это хорошо.
Последний поцелуй, и Лоло вышло из камеры, быстро оглянувшись, когда дверь уже захлопывалась:
— Я люблю те…
Олли перевел дыхание.
— Я имел в виду именно то, что сказал, — твердо проговорил он. — Оне вернется на Акиту прежде, чем мы хотя бы начнем обсуждать условия.
— Крутой парень, да?
— Я знаю свои права.
— Немудрено. Ноль — число, которое несложно запомнить.
— Оне — гражданин Утопии.
— Что дает право на полное дерьмо.
— Да пошел ты!
— Но в качестве жеста доброй воли я согласен. Лоло Мод будет позволено вернуться на Акиту.
— О. Хорошо. Спасибо.
— Олли, это путешествие в один конец. Оне больше не вернется. И ты — известный преступник, досье которого длиннее интерактива о Сумико. Ты же любишь Сумико, верно?
О, черт.
— Угу. — Если им известно это, значит, им известно все. — Чего вы хотите?
— Того же, чего и ты: Николаи.
— Ты сказал, что знаешь, где она. Зачем же вам я?
— О, вот тут–то все и усложняется. Мы не можем позволить ей узнать, что нам известно о ней.
— Так возьмите и уберите ее. Есть же снайперы. Дроны. При чем тут я? Я — никто.
— Отнюдь, Олли, отнюдь. Ты — кое–кто очень важный. Сегодня, во всяком случае.
— Пошел ты еще раз.
— Дело вот в чем. Николаи работает на оликсов…
— Зачем? — выпалил Олли. — Не понимаю. Никогда не понимал. Она и Джад — они же обе предали нас.
— Ты тоже, Олли. Вы пытались уничтожить ретрансляционную станцию в Кройдоне. Без нее — без той энергии, которую она подает на генераторы Лондонского щита, — мы все сейчас были бы коконами на борту «Спасения жизни».
— Слушай, мы же не знали. Мы были глупы, да, но Легион никого не предавал. Мы сделали это ради денег. Не для гребаных чужаков! Но Николаи и Джад — они знали. И все равно делали. Они, должно быть, заключили какую–то сделку с оликсами, верно?
— Ты так полагаешь?
— Ну а как иначе–то? Нет никакой другой причины. Я думал об этом два года. Потому и пошел за ней.
— Понимаю. Месть заложена в каждом из нас. Культура, воспитание, цивилизация… Месть первобытна. И когда мы теряем все остальное, остается она.
— Нет, ты все–таки не понимаешь. Николаи стала бы моим рычагом давления.
Кохаи взглянул на него с любопытством:
— Ты хотел заключить с ней сделку?
— Я собирался заставить ее пойти на сделку, да. Мне нечего было терять. А потом случилось все это дерьмо. — Он развел руками, точно приглашая полюбоваться на бетонную камеру. — И Лоло… в смысле… черт!
— Какую сделку?
— Она знает оликсов. Оликсы знают, как обратить вспять окукливание. Должны знать. Они могут вернуть мне бабулю и Бика.
— А. — Кохаи улыбнулся.
Не понравилась Олли эта улыбка. Не было в ней ни грана сочувствия.
— Теперь понимаю, — сказал Кохаи. — Что ж, умный ход.
— Да? Тогда как я тут оказался?
— Судьба. И бедный старый Карно Ларсен. Что ты с ним сделал?
— Ничего! Клянусь! Он просто умер. Вы не можете обвинить меня в этом.
— Нет. Но остаются еще налет на Кройдонскую станцию и дом на Личфилд–роуд. Эти обвинения никуда не делись.
— Ну? И что? Что вы собираетесь делать? Запереть меня здесь? Надолго?
— Часов на десять.
— Э?
— Лондонский щит откажет самое большее через десять часов, если не остановить диверсионную деятельность Николаи. Они буквально грызут генераторы, кусок за куском.
— Но… если вам об этом известно, остановите их.
— Тут картина пошире, Олли. Такая широкая, что даже я не вижу ее всю.
— Погоди. Вы что, собираетесь позволить Лондону пасть? Не может быть.
— Чтобы предотвратить падение Лондона, нам нужно сначала устранить Николаи — причем таким способом, который не вызовет никаких подозрений. И этот способ — ты, Олли. Парень из банды, затаивший злобу и жаждущий мести, — тут нет ничего подозрительного. Ты недостаточно умен, чтобы быть кем–то другим.
— Дерьмо. Вы хотите, чтобы я убил ее?
— Я не политик и не собираюсь нести всякую чушь вроде «устранения угрозы» или «разрешения конфликта». Да, мы хотим ее смерти. Но она должна знать, что это делаешь ты — чтобы отомстить за Легион.
— Нет, не врубаюсь. Если она умрет, какая разница, что там она подозревала — а кстати, что?
— Что мы знаем о ней. Что тебя послали мы. Ясно? Так что просто сделай то, что мы просим. Тебе же все равно.
— Вовсе нет. Ты просишь меня кого–то убить. А я даже не уверен, что смогу.
— Ты убил Карно Ларсена.
— Нет! Он… Я не виноват!
— Конечно. А что насчет Николаи?
— А что насчет нее?
— Ты пытался найти ее два года. Что ты планировал сделать, заполучив ее? Сводить на романтический ужин? А потом в клуб?
— Да пошел ты!
— Олли, у нас мало времени. Мне нужно знать твой ответ.
— Скажи, почему она не должна знать о вас, — упрямо сказал Олли. Это все, что у него осталось сейчас, чтобы разобраться в том потоке дерьма, в который превратилась его жизнь.
— А ты подумай. Она работает на оликсов, верно? Они поддерживают с ней связь, так что, если она что–то заподозрит, они об этом узнают. А этого мы не можем допустить ни при каких обстоятельствах.
— Но если она умрет, она… Ох! — Олли захотелось свернуться клубком. Сошла бы и доза зеро–нарка, пожалуй. — Если она заподозрит, что я работаю на вас, и убьет меня… та–а–ак. Черт. Ты не веришь, что я это сделаю.
