Проходили эпохи, на моих берегах строились и рушились замки, создавались и исчезали империи. Рождались и умирали разумные, что подобно тебе жили, любили, мечтали. И иногда зачем-то делились всем этим со мной, открывая свои секреты моим водам.
С каждым разом их жизни все чаще рушились против их воли. Рабство, грабежи, убийства — все это тоже было на моих берегах. Но ужасней всего были те, кто сам приходил по своей воле отдать мне свою жизнь. Боль от потерь сводила их с ума и заставляла самим искать встречи с погибелью.
Многие из таких несчастных решали выбрать местом своего последнего упокоения мои воды.
Утратившие разум вороны, утратившие власть змеи, утратившие любовь коты, утратившие честь волки и утратившие себя лисы. Я перестала вести им счет. Все их истории слились воедино, продолжая вновь и вновь добавлять в мою душу слезы, кровь и всю свою жизнь.
Бесконечные по счету битвы истерзали отца. Тело его раскалывалось на части. Каждая древняя раса находила свои способы вести войны. Сначала я потеряла множество своих сестер, затем исчезли маленькие ручейки, что кормили меня притоками с гор. Крови в водах стало так много, что даже жившие во мне существа порой преображались в чудовищ. Бывали дни после битв, когда от мертвых тел и крови все живое во мне и вокруг меня было отравлено.
Так я обрела силу магии крови.
Так еще сильнее начал изменяться мой мир.
Помню, после одной из таких битв, в которой сошлись в бою до этого сотни лет дружившие братские народы, я впервые задумалась, что все вокруг — сон. Затянувшийся кошмар, омрачивший мой разум. Мир просто не может быть таким, каким он становится!
Но кошмары Мельхиора вскоре перешли в мой личный кошмар.
С каждой новой войной само Солнце отворачивало от нашего мира свой лик, не желая смотреть на бесконечные войны и ненависть. Его тепло стремительно уходило, и вскоре лето нельзя было отличить от зимы.
Сотни лет я провела в страхе. Мир вокруг начал покрываться коркой льда, и смотреть на небо стало смертельно. Большинство зверей вымерло, и даже уходившая все глубже рыба вскоре должна была сгинуть в вечной мерзлоте. Все, что я знала и любила умирало на моих глазах.
Стремясь выжить, я впервые использовала все свои силы сознательно. Я пыталась пробиться поглубже к теплу мира. Не знаю, сколько сотен лет на это ушло, но течение способно сточить даже камни. Очередной раз содрогнулся отец от рыданий в кошмарном землетрясении, и в моих отчаянных попытках начал намечаться прорыв.
Так в Подземье стало на одну реку больше.
Открывшийся путь дал жизнь новому течению. Выходивший снизу теплый пар очень медленно, капля за каплей, собирал со льда частицы холодной воды, что медленно стекали вниз, ко мне.
Здесь, в пещерах, я наконец, перестала чувствовать выжигающий душу холод, и начала приходить в себя, продолжая собирать свое сознание по крупицам. Здесь меньше страха, чем в замерзающем мире снаружи. Но взамен этому пришла тоска по тем дням, когда я наслаждалась солнечным светом и пением птиц.
Снова понеслись годы долгой работы. Я искала себе новое русло, новые притоки и новые владения. На моих плечах были последние огоньки жизни из моего прежнего мира. В основном, это были речные медузы. Единственные во всем Мельхиоре, предпочитавшие мои воды.
Я делала все возможное. Была готова пойти на любые жертвы. Работала не покладая рук. Но этого было мало. Без настоящего бурного потока, без бесконечного движения я переставала быть рекой. Поэтому мне оставалось все глубже и глубже забираться внутрь Подземья, надеясь на чудо. Была бы рада даже стать частью другой реки, если это вернет мне хоть толику прежней меня и прежней жизни.
Каждый день я работала, понемногу подтачивая камни вокруг себя и находя для себя новые пути. Несколько раз в меня вливались маленькие озера, спрятанные между камней прошедшими землетрясениями. Пару раз мне удалось сквозь толщею стен услышать голос другой, такой же, как я, реки.
Медленно, столетие за столетием, я копила силы, разливалась все шире и искала себе новый дом. Старые силы постепенно возвращались ко мне. Хоть до прежних сил и размеров мне было еще далеко, меня вел оптимизм и вера в тихое счастье на новом русле.
Но там, куда меня вслед за этими поисками меня завели пути судьбы, не следовало течь никогда. Не зная Подземья, я купилась его тихим очарованием и спокойствием, слишком поверила в силу Воды.
Я пролилась в лапы огненного зверя, что тут же принялся пожирать мою плоть, обращая в пар. Никогда прежде я не чувствовала столько боли! Испаряться — по ощущениям все равно, что плыть в кислотном озере.
Бой был принят. У меня не было опыта битв, однако были чувства и воспоминания тысячелетиями, сливавших в меня свою кровь древних. В критический момент она начала мне шептать о слабостях моего естественного врага. Он был безумно силен, во много раз сильней меня и не одну тысячу лет копил силу в той пещере. Но я не сдавалась — такого выбора у меня просто не было, даже если бы я захотела.
Бой был жестоким, неравным, и длился во много раз дольше, чем любое такое сражение длится в природе. Тогда мне казалось, что он растянулся едва ли не на пол вечности. Я почти сошла с ума от боли, но до последнего продолжала сопротивляться.
И вот вопреки всему, я начала одерживать верх. Жар становился меньше, а яростные янтарно-рыжие цвета огненной реки начали тускнеть. Пламя проигрывало, обращаясь в черный камень, ставший днищем моего нового мира.
Вот только.
Я была одна в этом мире. Бой стоил жизни последних, кого я любила. Все, что некогда жило во мне погибло страшной, мучительной смертью, варясь во мне заживо, и я ничего не могла с этим поделать. Проливаясь сверху вниз, я даже сбежать не могла.
Должно быть, мой полный отчаянья крик слышало все Подземье. Так я тогда подумала, потому как в ту же минуту передо мной появилась она. Арахна, владыка искусственно выведенных ею младших зверян, арахнидов. В те времена она была почти неизвестной лисой из народа чиф, обладавшим лисьей магией духов, навыками химеролога и ненавистной всему живому пустотой.
Увидев в ней последнее, я должна была задуматься только об одном — атаковать или бежать. Так поступали все древние, повстречавшие на своем пути эту стихию. Множество погибших во мне душ убеждали меня не совершать ошибку. Но я не могла думать ни о чем, кроме гибели в моих водах всего мне родного.
— Я верну тебе огни их жизней, — предложила она мне сделку. — Но ты взамен отдашь самое ценное, что у тебя есть.
Что может быть у меня ценного? Я — всего лишь река, пусть и помнящая времена до рождения бога-чудовища. Ей просто нечего у меня просить такого, что было бы даже равносильно обмену, не говоря уж о выгоде.
Не устаю проклинать тот день и свою наивную глупость. О том, что она взяла взамен я не могла и помыслить. Прежде я не догадывалась, что такие вещи вообще можно отдать.
