— Но ждать все же придется какое-то время.
Мильвио рассмеялся:
— Иногда, ради одной единственной цели приходится ждать тысячелетие. Даже если ты не асторэ, а существо очень маленькое, и эта тысяча лет для тебя все равно, что сто тысяч. Помнишь, ты спросила у меня про Тиона? — обратился он к Шерон. — О том, что у всех волшебников были разные способности. И если я дружил с ветром, то что мог мой лучший друг?
— Да. Давно. Еще в Эльвате. Ты тогда ответил, что время не пришло, но ты обязательно расскажешь.
У него была светлая улыбка, глаза смеялись. Треттинец вытянул руку и на нее с веселым щебетом приземлился скворец с обожженными лапками. Посмотрел на Шерон и Тэо, наклонив голову. Сперва одним глазом, затем другим.
— Это твоя птица? Не Нэ?
— Полагаю, ее с чистой совестью можно назвать птицей Тиона. Он нашел ее на Талорисе, за несколько часов до того, как случился Катаклизм.
Им понадобилось какое-то количество долгих мгновений, чтобы осознать услышанное.
— Ты хочешь сказать, что он прожил все эти века? Маленький скворец?! — Тэо не скрывал изумления.
— У Тиона был дар жизни. Самый редкий из всех даров волшебников. Единственный. Ибо он величайший во всех поколениях и способен был вернуть живых существ с той стороны.
Шерон потрясенно молчала. Она хмурилась. Пытаясь поверить и не желая верить. Правило, которое она давно усвоила, гласило: «с той стороны никто не возвращается, и никого нельзя вернуть».
И Мильвио, легко разгадав о чем она думает, пояснил:
— Если точнее, и с точки зрения магии, Тион умел… остановить уход на ту сторону. Поймать за край уже порванную нить жизни — и притянуть ее обратно. До того, как она окажется на той стороне. У самого края бездны… А также мог дать тем, кто должен умереть, очень много сил, чтобы жить. Отдав часть своих жизненных сил, даровать им очень долгое существование.
— Как тебе… — прошептала Шерон.
— Верно. Именно потому я все еще здесь. И он. Мертвый скворец, который когда-то был поднят с земли и брошен в небо. Какое-то время мой друг считал, что миру требуются изменения. Чтобы тот жил. Дышал. Не слушал волшебников. Что ему не нужна магия. Позже он понял свою ошибку, видя, что становится с асторэ, как те превращаются в пустых. Он не успел совершить задуманное, ибо никого из твоего племени не осталось, но сохранил немного, если появится кто-то, вроде тебя. Если сложится то, что сказал ему первый жрец Храма. Задача маленькой птички выполнена. Ты ждал довольно долго, мой друг. Пора.
Скворец задорно чирикнул, упал с руки Мильвио, ударившись об землю, там, где был посажен желудь, разлетелся сотней пестрых перышек, вспыхнувших золотым солнечным светом.
И спустя миг после вскрика Шерон, из почвы появился тонкий, бледно-зеленый, неуверенно выпустивший два дубовых листочка, росток.
Глава 19. Живущая в нитях
Иногда мы просто не понимаем масштаб происходящего.
Все, что совершается вокруг нас. Все, что задумали Шестеро.
Мы считаем, они были людьми. Но правда в том, что они выше нас. Ибо мыслят иными категориями и иными масштабами. От этого мне очень спокойно.
И страшно.
Лекция в Каренском университете.
В Храме, теперь принадлежащем Вэйрэну, ничто не напоминало о Шестерых. Статуи вынесены на улицу и давно разбиты молотами. На их постаменты водрузили новые: герцога да Монтага, Рукавичку и самого великого асторэ, легендарного Темного наездника, рыцаря в шипастых доспехах. Разноцветные витражи, заказанные во Вьено прадедом нынешнего владетеля, повествующие о деяниях Шестерых расколоты, заменены черно-белыми. Со знаком водоворота.
В чашах и жаровнях горит синий огонь. На сотнях свечей во время еженощных молитвпляшет синее пламя. Да и на многих улицах ночного Шаруда поселился этот благословенный цвет. Он горит в домах, горит в герцогском замке и в башнях, что теперь высятся над столицей.
Шаутты. Лавиани не сомневалась в этом. Но ей было плевать на всех затаившихся в городе демонов. Впервые плевать.
Потому что наконец-то случилось то, чего она так долго ждала. О чем мечтала. И не верила, что это вообще возможно.
Она познала, что такое любовь Вэйрэна.
Та пришла и объяла Лавиани. Растопила ее закостеневшую душу. И увлекла в весенний танец радости. Подарив то, о чем сойка совсем не знала — бесконечное спокойствие. Веру в будущее. Счастье.
Она поняла, наконец-то поняла, как долго жила в пустоте. Как долго шла к своей цели, совершая гадкие поступки и даже не понимая того, сколь жалкая у нее была жизнь.
Без всякого смысла. Устремлений. Служения. Надежды. Блуждая в потемках, далеко от истины, веры, правды, она сопротивлялась тому, что мог предложить ей асторэ, веря ложным убеждениям, которыми Шестеро заразили человечество.
Но теперь Лавиани прозрела. Пробудилась. Отринула бессмысленное прошлое, в котором она блуждала в потемках, лишь препятствуя этой любви. К любому из живущих, кто готов принять Вэйрэна в свое сердце и нашить на рукав водоворот.
У Лавиани такая нашивка была уже давно. Она появилась через несколько дней после того, как сойка прибыла в Шаруд и самый первый раз вошла в храм Вэйрэна, не скрывая своего скептического отношения ко всему происходящему.
Но асторэ нашел ключ к ее сердцу и приобрел, пожалуй, одного из самых ярых сторонников. Из тех, кто пойдет следом за ним даже на ту сторону. Будет сражаться за него.
Но она была женщиной, а Вэйрэн не считал правильным просить с них плату кровью. Мечом. Сражением. Все, кто мог, ушли на юг, биться с заблудшими в вере, обманутыми Шестерыми. Мужчины дрались где-то далеко. И сюда, в горную долину, новости о том, что происходило возле Лентра, приходили с запозданием.
Говорили разное. О победе. И поражении. О том, что это испытание всех детей человеческих, ибо Вэйрэн проверяет их. Даже потерями.
Она не прислушивалась. Лавиани просто верила. И шла по его пути, исполняя то, что ей поручили в храме его.
Сойка мыла полы. Порой радостно плача (о, она так давно не плакала, что забыла, каково это!), что он доверился ей. Обратил на нее внимание, пускай и через своих слуг. Дал цель. Маленькое, скромное, ничтожное дело.
Вода в ведре была ледяной, пальцы сводило, когда она выжимала тряпку, а после, согнувшись, на карачках, остервенело, очень старательно, поминая его в разуме и сердце, терла большие квадратные плиты, чтобы на них не было и капли грязи. Чтобы те, кто придет сюда утром, вошли в его чистый дом и были восхищены.
Вместе с сойкой трудились еще несколько женщин из тех, кого отметили и допустили жрецы. Чтобы попасть сюда, Лавиани работала на износ, как проклятая, доказывая, что ее вера сильна и она готова к служению. Бесконечные полы. Залы. Уборка. Таскание воды. Хвороста. Чистка очагов. Кухня. Она делала все, что от нее требовали, никогда не роптала и мечтала лишь о том, чтобы Вэйрэн и дальше одаривал благостью ее жизнь.
